Вот он и наступил долгожданный отпуск. С утра отвела дочку в садик и вернулась в уютную «двушку» в «хрущёвке». Теперь можно заняться уборкой. Первый день отпуска нужно обязательно заняться уборкой. Муж не первый месяц в далекой командировке в воинственной республике. А работа по дому отвлекает от грустных мыслей. Пока дочка дома, некогда об этом думать. Чего греха таить, соскучилась по его рукам, по его громкому голосу.

В шкафу перебрать вещи, зимние подальше, летние поближе. С какими-то может расстаться, но жалко, сначала примерить, в зеркало посмотреться. Вот его форма для службы, куда бы прибрать пока? Приедет, поглажу, а пока тут на плечиках повисит. Китель, брюки, в брюках ремень... «Ремень... Ремень» - застучало вдруг молоточком в голове. В памяти всхлынуло что-то далекое из жизни, о чем было стыдно вспомнить и признаться даже самой себе. Вдруг она поняла, что хотела этого, что бы он сделал это с ней хотя бы раз! Но он сейчас далеко.

Нет, вот он! Он тут, в своем кителе, надо только слегка прикрыть глаза и представить. На какое то время она замерла, а потом ошалело бросилась задергивать шторы, никто не должен видеть её позора. Хотя кто мог глядеть в окна третьего этажа, выходящие на старое заброшенное производственное здание. Только высокие берёзы за окном, да изредка голуби на подоконнике. Всё равно так лучше, в комнате воцарился полумрак. И телевизор погромче включить. Дверь в комнату закрыть, хотя в квартире никого нет. Всё! Низ её живота слегка горел. «Иди сюда, негодница!» - раздалось громом в её голове. Она нехотя поплелась, понурив голову, от двери комнаты к шкафу, стоящему в углу. «Знаешь что, дорогая, мне надоело делать тебе замечания, надоело, что ты не выполняешь моих просьб! Надоело попусту молотить языком, до тебя мои слова не доходят! Накажу как в детстве!», - звучал воображаемый голос мужа. Она тихо зашептала в ответ: «Прости... Я исправлюсь... Я больше не буду»... «На колени!», - был мысленный приказ. Опустилась на колени и поползла к форме мужа. Трясущимися от волнения руками вынула ремень из брюк, сложила вдвое и поглядела на него сквозь прикрытые веки. Одной рукой расправила по всей длине. Затем, решительно согнувшись в поясе, встала на четвереньки с ремнём в кулачке. К лицу хлынула кровь, в ушах зазвенело, свободной ладонью она стала медленно задирать край домашнего халатика за пояс, поправляя его то с одной, то с другой стороны. В трюмо у стены отразилась её попа, обтянутая голубыми кружевными трусиками, красивые ноги и нелепо задранный халатик.

Взмахнула ремнём, пытаясь огреть себя по попке. Вышло слабо и эффект не оправдал ожидания. Нужно приноровиться, ещё взмах, слабый хлопок, ещё взмах, хлопок. Наконец-то приноровившись, ощутила легкое жжение. Ага, вот как надо! Еще взмах и жжение усилилось. «Нет, так дело не пойдёт!», - голос в голове звучал грозно. Опершись рукой, что держала ремень о пол, стала стягивать трусики, зацепившись за край резинки большим пальцем другой руки. Ниже, ниже, ещё ниже. Трусики сползли до середины бёдер и беспомощно повисли. Самоэкзекуция продолжилась с новой силой. Ремень звонко прилетал на выпирающие половины, оставляя розовые следы. Надрывался телевизор, а она шептала себе: « прости…А-а-а-а!...я больше не буду!...Прости пожалуйста….А-а-а-а!...ну не надо больше. А-й ! …Ну хватит…не надо…А-а-а-у-у!!..». Распаляясь всё больше она стала неистово хлестать себя, клоня таз то вправо, то влево, меняя руки, приседая к пяткам, или оттопыривала его кверху прижавшись грудью к полу. Колени то сводились вместе, то раздвигались, отчего трусики окончательно свалились на пол. Но она этого не замечала и хлеща приговаривала вслух: «Вот тебе! …Вот тебе!! …Вот тебе, негодница!». Шлепки стали яростные, ремень прилетал без разбора по попе ли, по ногам ли. Она уже не шептала и не говорила за мужа слова, а стонала и подвывала. Но не от боли, боль ушла, место ниже поясницы горело, низ живота полыхал. Накатила удушливая волна и заволокла сознание. Отбросив ремень, она каталась по полу как кошка и орала, ревела от нахлынувшего вдруг наслаждения, зажав промежность ладонью...

Не скоро начала приходить в себя, стыдливо озираясь. Где-то на полу валялся ненужный уже ремень, там скомканные трусики, наполовину задранный халатик не скрывал ничего ниже бёдер. Лицо полыхало огнём, волосы растрепались и тело слегка вспотело. Устало поднявшись, подошла к трюмо и критически оглядела себя со спины. Попа была покрыта розовыми широкими следами от ремня. На ногах тоже попадались розовые отметины. «Интересно, надолго эти следы?» - вяло подумалось. Подняла ремень и задумчиво повесила в шкаф на небольшой крючок. Завесила формой на плечиках. Подобрала трусики и ушла в ванную. Долго мылилась и мылась под струями душа, как будто желая смыть свою тайну, свой стыд перед собой. Она, взрослая серьёзная женщина, примерная домохозяйка, а повела себя как последняя извращенка... «А всё-таки!!! Это было круче, чем даже с мужем!» - мелькнула дьявольская мысль, но она прогнала её прочь.