Порно рассказы
Бесплатные порно рассказы и секс истории
Королева
Автобус на Бердянск подали за пятнадцать минут до отправления. Когда я сдал в багаж дорожную сумку и занял свое место, было уже двадцать пять одиннадцатого вечера. До отхода оставалось каких-то пять минут. И асфальт, и автобус еще не успели остыть от июльского зноя. В салоне было душно. Я повесил на крючок свой пуловер, откинул спинку кресла и стал ждать, когда же мы, наконец, отправимся.
Автобус на Бердянск подали за пятнадцать минут до отправления. Когда я сдал в багаж дорожную сумку и занял свое место, было уже двадцать пять одиннадцатого вечера. До отхода оставалось каких-то пять минут. И асфальт, и автобус еще не успели остыть от июльского зноя. В салоне было душно. Я повесил на крючок свой пуловер, откинул спинку кресла и стал ждать, когда же мы, наконец, отправимся.
Больше половины мест было свободно, несмотря на разгар курортного сезона. Место справа от меня было свободно, и я подумал, что было бы очень хорошо, если бы его никто так и не занял до конца рейса.
Больше половины мест было свободно, несмотря на разгар курортного сезона. Место справа от меня было свободно, и я подумал, что было бы очень хорошо, если бы его никто так и не занял до конца рейса.
Наконец, водитель закрыл входную дверь, выключил в салоне свет и запустил мотор. Автобус медленно двинулся к выезду. Когда он уже выруливал за ворота автовокзала, я заметил, что по проходу, осматриваясь по сторонам, пробирается рослая белокурая девушка с дорожной сумкой в руке. Поравнявшись со мной, она остановилась и спросила низким грудным голосом: – Простите, двадцатое место – это здесь?
Наконец, водитель закрыл входную дверь, выключил в салоне свет и запустил мотор. Автобус медленно двинулся к выезду. Когда он уже выруливал за ворота автовокзала, я заметил, что по проходу, осматриваясь по сторонам, пробирается рослая белокурая девушка с дорожной сумкой в руке. Поравнявшись со мной, она остановилась и спросила низким грудным голосом: – Простите, двадцатое место – это здесь?
Она стояла и ждала ответа, а я смотрел и смотрел на ее роскошные белые волосы, крупными волнами ниспадающие на плечи, на ее стройную фигуру в джинсах, крутые бедра, высокие груди, на ее голую талию, над которой края легкой светлой блузки были небрежно завязаны узлом. На втянутом животе чернел, играя моим воображением, кружок пупка, от которого я не мог оторвать взгляда, как от глаз гипнотизера. – Послушайте, какие здесь места? – вторично обратилась она ко мне. В ее тоне послышалось нетерпение. Оно заставило меня очнуться. – А!… Извините, я не сразу понял… Девятнадцать и двадцать. – Спасибо. Двадцатое – это здесь? Рядом с вами? – Да, конечно. Но если вы хотите, я могу уступить вам место у окна. – Зачем же, – ответила она, улыбаясь, – все равно сейчас ночь и ничего не видно. – Но здесь прохладнее. Окно можно и приоткрыть. Хотите? – Пожалуй, – согласилась она и отошла в сторону, давая мне возможность выйти в проход, чтобы пропустить ее. Она расположилась у окна, поставив под сиденье сумку, и откинула спинку кресла, готовясь ко сну. – Приоткрыть окно? – предложил я.
Она стояла и ждала ответа, а я смотрел и смотрел на ее роскошные белые волосы, крупными волнами ниспадающие на плечи, на ее стройную фигуру в джинсах, крутые бедра, высокие груди, на ее голую талию, над которой края легкой светлой блузки были небрежно завязаны узлом. На втянутом животе чернел, играя моим воображением, кружок пупка, от которого я не мог оторвать взгляда, как от глаз гипнотизера. – Послушайте, какие здесь места? – вторично обратилась она ко мне. В ее тоне послышалось нетерпение. Оно заставило меня очнуться. – А!… Извините, я не сразу понял… Девятнадцать и двадцать. – Спасибо. Двадцатое – это здесь? Рядом с вами? – Да, конечно. Но если вы хотите, я могу уступить вам место у окна. – Зачем же, – ответила она, улыбаясь, – все равно сейчас ночь и ничего не видно. – Но здесь прохладнее. Окно можно и приоткрыть. Хотите? – Пожалуй, – согласилась она и отошла в сторону, давая мне возможность выйти в проход, чтобы пропустить ее. Она расположилась у окна, поставив под сиденье сумку, и откинула спинку кресла, готовясь ко сну. – Приоткрыть окно? – предложил я.
– Пожалуйста, – ответила девушка и отвела ноги влево, к самой стенке, чтобы облегчить мне доступ к окну. Я встал и потянулся вверх, чтобы немного отодвинуть стекло. Так получилось, что мои ноги чуть выше колен коснулись ее горячего бедра, плотно обтянутого джинсами. Ощутив его тепло, я почувствовал, как оно сладкой волной растекается по всему моему телу, словно от выпитого вина или, скорее, коньяка. Стекло легко подалось, но я делал вид, что никак не могу его сдвинуть с места, потому что мне было несказанно приятно так стоять и балдеть от этого вроде бы невинного касания. Она попыталась дать больший простор моим действиям и закинула правую ногу на левую, что привело меня в состояние острого возбуждения. Припав к окну, я еще плотнее прижался к ее бедру и, отодвигая стекло, стоял, тайно предаваясь порочному наслаждению этой близостью, все больше идя на поводу инстинкта. Наконец, я кое-как овладел собой и, чтобы не вызвать ее подозрений, слегка отодвинул стекло и, превозмогая себя, сел на место. – Спасибо, – сказала она. – Теперь немного легче дышать.
– Пожалуйста, – ответила девушка и отвела ноги влево, к самой стенке, чтобы облегчить мне доступ к окну. Я встал и потянулся вверх, чтобы немного отодвинуть стекло. Так получилось, что мои ноги чуть выше колен коснулись ее горячего бедра, плотно обтянутого джинсами. Ощутив его тепло, я почувствовал, как оно сладкой волной растекается по всему моему телу, словно от выпитого вина или, скорее, коньяка. Стекло легко подалось, но я делал вид, что никак не могу его сдвинуть с места, потому что мне было несказанно приятно так стоять и балдеть от этого вроде бы невинного касания. Она попыталась дать больший простор моим действиям и закинула правую ногу на левую, что привело меня в состояние острого возбуждения. Припав к окну, я еще плотнее прижался к ее бедру и, отодвигая стекло, стоял, тайно предаваясь порочному наслаждению этой близостью, все больше идя на поводу инстинкта. Наконец, я кое-как овладел собой и, чтобы не вызвать ее подозрений, слегка отодвинул стекло и, превозмогая себя, сел на место. – Спасибо, – сказала она. – Теперь немного легче дышать.
Тем временем автобус выехал на трассу и набрал крейсерскую скорость. Встречные машины попадались весьма редко. Я чуть сдвинулся влево, и наши плечи соприкоснулись. Меня захлестнула новая волна возбуждения. Повернувшись к ней вполоборота, я стал рассматривать ее профиль. В темноте он казался сказочно обворожительным, хоть и не безукоризненным. Крутой высокий лоб, прямой, чуточку длинный нос, широкие пухлые губы, полные необыкновенной страсти, и черные, как угли глаза. Они поглядывали на меня украдкой и стыдливо опускались вниз. Ее ресницы были невероятно длинными и густыми – не знаю, как я мог разглядеть это в темноте июльской ночи. От нее слегка пахло какими-то нежными духами, и это еще более распаляло меня. Буквально приводя в неистовство. Я чувствовал, что еще минута-две такого возбуждения, и я потеряю над собой контроль. Дабы ослабить напряжение, я предложил: – Не хотите покушать?
Тем временем автобус выехал на трассу и набрал крейсерскую скорость. Встречные машины попадались весьма редко. Я чуть сдвинулся влево, и наши плечи соприкоснулись. Меня захлестнула новая волна возбуждения. Повернувшись к ней вполоборота, я стал рассматривать ее профиль. В темноте он казался сказочно обворожительным, хоть и не безукоризненным. Крутой высокий лоб, прямой, чуточку длинный нос, широкие пухлые губы, полные необыкновенной страсти, и черные, как угли глаза. Они поглядывали на меня украдкой и стыдливо опускались вниз. Ее ресницы были невероятно длинными и густыми – не знаю, как я мог разглядеть это в темноте июльской ночи. От нее слегка пахло какими-то нежными духами, и это еще более распаляло меня. Буквально приводя в неистовство. Я чувствовал, что еще минута-две такого возбуждения, и я потеряю над собой контроль. Дабы ослабить напряжение, я предложил: – Не хотите покушать?
– Честно говоря, нет. Но охотно поддержу компанию. Я компанейская. – Тогда давайте съедим по паре яблочек, а потом, когда проголодаемся, съедим чего поплотнее. Она соблазнительно улыбнулась, сверкнув своими черными, как у цыганки глазами. Ясно. У нее темные волосы. У блондинок таких черных глаз не бывает. Крашеная. Но с каким вкусом! Я достал из пакета пару яблок и протянул ей оба на выбор. – Какие большие и красивые! – восхитилась она. – Можно, я выберу вот это, которое больше? – Буду несказанно рад. Ей-Богу. – Спасибо.
– Честно говоря, нет. Но охотно поддержу компанию. Я компанейская. – Тогда давайте съедим по паре яблочек, а потом, когда проголодаемся, съедим чего поплотнее. Она соблазнительно улыбнулась, сверкнув своими черными, как у цыганки глазами. Ясно. У нее темные волосы. У блондинок таких черных глаз не бывает. Крашеная. Но с каким вкусом! Я достал из пакета пару яблок и протянул ей оба на выбор. – Какие большие и красивые! – восхитилась она. – Можно, я выберу вот это, которое больше? – Буду несказанно рад. Ей-Богу. – Спасибо.
Она с хрустом откусила кусок яблока и взглянула на меня. В ее глазах я увидел ослепительный огненный блеск, и меня снова охватило возбуждение. Мы молча жевали яблоки, время от времени обмениваясь взглядами. – Что вы на меня так смотрите? – спросила она, доедая остатки яблока. – Как именно? – Да так, все смотрите, ни на секунду не отводя взгляда. Мне просто не по себе от этого. – А вы все время опускаете глаза, как будто чего-то стыдитесь. Она снова улыбнулась и протянула мне объедок яблока. Выбросите, пожалуйста, в окно, что ли. – Охотно.
Она с хрустом откусила кусок яблока и взглянула на меня. В ее глазах я увидел ослепительный огненный блеск, и меня снова охватило возбуждение. Мы молча жевали яблоки, время от времени обмениваясь взглядами. – Что вы на меня так смотрите? – спросила она, доедая остатки яблока. – Как именно? – Да так, все смотрите, ни на секунду не отводя взгляда. Мне просто не по себе от этого. – А вы все время опускаете глаза, как будто чего-то стыдитесь. Она снова улыбнулась и протянула мне объедок яблока. Выбросите, пожалуйста, в окно, что ли. – Охотно.
Я снова встал и, высунув руку наружу, выбросил то, что осталось от наших яблок. Наши ноги опять соприкоснулись, и я плотно прижался к ее бедрам, глядя в ее глаза. Она смотрела на меня, судорожно вцепившись одной рукой в подлокотник, а другой – в сиденье. Так продолжалось несколько мгновений, но она тут же овладела собой и указала на мое кресло. – Садитесь, пожалуйста, а то я уже просто в стенку влипла. – Как вас зовут? – спросил я. Она тихо рассмеялась. – Наконец-то догадались спросить. А то я уже вопреки всем правилам этикета хотела первой задать этот вопрос. Зоя. Меня зовут Зоя. – А меня – Гена. – Геннадий? А отчество? – Зачем еще отчество? Что мы, на службе, что ли? – Причем здесь – на службе? Просто вы значительно старше меня. Как же я буду к вам обращаться просто Гена, и все? – Так уж и значительно! Мне всего тридцать шесть. А вам? – А мне двадцать пять. Вот видите. Вы на целых одиннадцать лет старше. – Между мужчиной и женщиной это совсем немного. – Не скажите. Когда мне было десять, вы уже были взрослым мужчиной. – Двадцать один – это никак не взрослый мужчина. Желторотый птенец. Она снова искренне расхохоталась. – А я, по-вашему, тоже желторотая?
Я снова встал и, высунув руку наружу, выбросил то, что осталось от наших яблок. Наши ноги опять соприкоснулись, и я плотно прижался к ее бедрам, глядя в ее глаза. Она смотрела на меня, судорожно вцепившись одной рукой в подлокотник, а другой – в сиденье. Так продолжалось несколько мгновений, но она тут же овладела собой и указала на мое кресло. – Садитесь, пожалуйста, а то я уже просто в стенку влипла. – Как вас зовут? – спросил я. Она тихо рассмеялась. – Наконец-то догадались спросить. А то я уже вопреки всем правилам этикета хотела первой задать этот вопрос. Зоя. Меня зовут Зоя. – А меня – Гена. – Геннадий? А отчество? – Зачем еще отчество? Что мы, на службе, что ли? – Причем здесь – на службе? Просто вы значительно старше меня. Как же я буду к вам обращаться просто Гена, и все? – Так уж и значительно! Мне всего тридцать шесть. А вам? – А мне двадцать пять. Вот видите. Вы на целых одиннадцать лет старше. – Между мужчиной и женщиной это совсем немного. – Не скажите. Когда мне было десять, вы уже были взрослым мужчиной. – Двадцать один – это никак не взрослый мужчина. Желторотый птенец. Она снова искренне расхохоталась. – А я, по-вашему, тоже желторотая?
– Я этого не говорил. Вы сами придумали. Мы замолчали. Я смотрел в окно, искоса поглядывая на Зою. Она сидела, откинувшись на спинку кресла и выпятив вперед груди. Они подпрыгивали, когда автобус наскакивал на небольшие выбоины, и мне страстно хотелось погладить их, вцепиться в них и мять, мять, мять… Ее блузка сверху была расстегнута. И лишь потому, что было темно, я не мог видеть, что там творится у нее за пазухой. Но мне было достаточно воображения. – Зоя, вы очень красивы, – сказал я, повернувшись к ней. – Я знаю, – ответила она без тени скромности и смущения. Ее глаза были закрыты, подбородок чуть приподнят, а грудь вздымалась и опускалась в такт дыхания. – Зоя, у меня есть бутылка вина. Давайте выпьем понемножку. Хотите? Она снова улыбнулась, раскрыв свои огромные глаза во всю ширь. – Это зависит от того, какое у вас вино.
– Я этого не говорил. Вы сами придумали. Мы замолчали. Я смотрел в окно, искоса поглядывая на Зою. Она сидела, откинувшись на спинку кресла и выпятив вперед груди. Они подпрыгивали, когда автобус наскакивал на небольшие выбоины, и мне страстно хотелось погладить их, вцепиться в них и мять, мять, мять… Ее блузка сверху была расстегнута. И лишь потому, что было темно, я не мог видеть, что там творится у нее за пазухой. Но мне было достаточно воображения. – Зоя, вы очень красивы, – сказал я, повернувшись к ней. – Я знаю, – ответила она без тени скромности и смущения. Ее глаза были закрыты, подбородок чуть приподнят, а грудь вздымалась и опускалась в такт дыхания. – Зоя, у меня есть бутылка вина. Давайте выпьем понемножку. Хотите? Она снова улыбнулась, раскрыв свои огромные глаза во всю ширь. – Это зависит от того, какое у вас вино.
– Кокур десертный. Сурож. Марочный. Очень вкусный. Не пожалеете. – Вы хотите меня споить? – мягко спросила Зоя. – Почему же споить? Просто немного полакомиться изумительно вкусным вином. – Вы его так разрекламировали,… что я готова согласиться. Хотя это против моих правил – пить не за столом, к тому же с незнакомым мужчиной.
– Кокур десертный. Сурож. Марочный. Очень вкусный. Не пожалеете. – Вы хотите меня споить? – мягко спросила Зоя. – Почему же споить? Просто немного полакомиться изумительно вкусным вином. – Вы его так разрекламировали,… что я готова согласиться. Хотя это против моих правил – пить не за столом, к тому же с незнакомым мужчиной.
Я достал бутылку и стал орудовать штопором своего дорожного ножа. Шпок! – выдернул я пробку. Отерев горлышко салфеткой, я протянул ей бутылку. Начинайте вы. Я потом. – А из чего пить? Прямо из бутылки? – Да, наверное. Ни стакана, ни кружки у меня нет. Может, у вас есть? – Придется вам пить одному. У меня тоже нет. А из горлышка я не пью. Я же не алкоголичка какая-нибудь. – Причем здесь алкоголичка? За неимением гербовой пишут на простой, как говорила моя покойная бабушка. – Аргументация вашей бабушки безукоризненна, но здесь неуместна. Нет, Гена, я не буду пить из горлышка. Она отстранила бутылку и мягко улыбнулась, не возмущаясь и не осуждая меня. Я заткнул бутылку и поставил в сумку. – А если я достану стаканы, будете пить? – Тогда буду.
Я достал бутылку и стал орудовать штопором своего дорожного ножа. Шпок! – выдернул я пробку. Отерев горлышко салфеткой, я протянул ей бутылку. Начинайте вы. Я потом. – А из чего пить? Прямо из бутылки? – Да, наверное. Ни стакана, ни кружки у меня нет. Может, у вас есть? – Придется вам пить одному. У меня тоже нет. А из горлышка я не пью. Я же не алкоголичка какая-нибудь. – Причем здесь алкоголичка? За неимением гербовой пишут на простой, как говорила моя покойная бабушка. – Аргументация вашей бабушки безукоризненна, но здесь неуместна. Нет, Гена, я не буду пить из горлышка. Она отстранила бутылку и мягко улыбнулась, не возмущаясь и не осуждая меня. Я заткнул бутылку и поставил в сумку. – А если я достану стаканы, будете пить? – Тогда буду.
Зоя произнесла эти слова, кокетливо глядя на меня, и прикрывая нижнюю половину лица прядью своих роскошных волос, как таджичка яшмаком. Аромат ее дыхания будоражил мои эмоции, и я к ее руке плотно прижал свою по всей длине. Зоя не отстранялась, но вопросительно смотрела на меня. Не желая испортить складывающихся отношений, я немного отодвинулся, но время от времени, как бы невзначай, все же нежно касался ее руки, бедра, талии. – Где вы работаете, Зоя? – Я работаю в Госинспекции. – В Госсанинспекции? – Нет, в Госинспекции. – Что это за инспекция? Чем занимается? – Я осуществляю надзор за соответствием продукции установленным стандартам. – Какой продукции? – Экспортной продукции, выпускаемой некоторыми из наших заводов. – Понятия не имею, что у вас за работа. Что вы закончили? – Инженерно-экономический институт. А кем работаете вы? – Я преподаватель. Учу студентов. – Геннадий, а что вы преподаете? – Радиоэлектронные науки. – Понятно. Приемники, магнитофоны, телевизоры. Верно? – Не совсем. Я теоретик. Читаю теорию импульсных устройств и систем, передачу информации в оцифрованном виде и тому подобное. – Ой, это для меня пустой звук. Вы очень образованы. – Вы не меньше. И вообще вы очень умная девушка. Кстати, вы замужем? – Была. Но развелась. Это очень больно, но жить было невозможно. – Почему? – Меня заедала свекровь. Она хотела, чтобы я переучилась на врача. А медицина меня – ну никак не привлекала. Я терпеть не могу крови, гноя, стонов и прочего. А экономика – это моя стихия. Я купаюсь в ней, наслаждаюсь ею. – Странно. А вы что, не могли от нее уйти и жить своей семьей? – Ну, она и так все подозревала меня в изменах ее сыночку. Хотела, чтобы я возле нее работала, была у нее на глазах. А то – вдруг уйти из-под ее опеки! – она засмеялась. – С нею бы, наверное, инфаркт случился! – А муж? Кем он был?
Зоя произнесла эти слова, кокетливо глядя на меня, и прикрывая нижнюю половину лица прядью своих роскошных волос, как таджичка яшмаком. Аромат ее дыхания будоражил мои эмоции, и я к ее руке плотно прижал свою по всей длине. Зоя не отстранялась, но вопросительно смотрела на меня. Не желая испортить складывающихся отношений, я немного отодвинулся, но время от времени, как бы невзначай, все же нежно касался ее руки, бедра, талии. – Где вы работаете, Зоя? – Я работаю в Госинспекции. – В Госсанинспекции? – Нет, в Госинспекции. – Что это за инспекция? Чем занимается? – Я осуществляю надзор за соответствием продукции установленным стандартам. – Какой продукции? – Экспортной продукции, выпускаемой некоторыми из наших заводов. – Понятия не имею, что у вас за работа. Что вы закончили? – Инженерно-экономический институт. А кем работаете вы? – Я преподаватель. Учу студентов. – Геннадий, а что вы преподаете? – Радиоэлектронные науки. – Понятно. Приемники, магнитофоны, телевизоры. Верно? – Не совсем. Я теоретик. Читаю теорию импульсных устройств и систем, передачу информации в оцифрованном виде и тому подобное. – Ой, это для меня пустой звук. Вы очень образованы. – Вы не меньше. И вообще вы очень умная девушка. Кстати, вы замужем? – Была. Но развелась. Это очень больно, но жить было невозможно. – Почему? – Меня заедала свекровь. Она хотела, чтобы я переучилась на врача. А медицина меня – ну никак не привлекала. Я терпеть не могу крови, гноя, стонов и прочего. А экономика – это моя стихия. Я купаюсь в ней, наслаждаюсь ею. – Странно. А вы что, не могли от нее уйти и жить своей семьей? – Ну, она и так все подозревала меня в изменах ее сыночку. Хотела, чтобы я возле нее работала, была у нее на глазах. А то – вдруг уйти из-под ее опеки! – она засмеялась. – С нею бы, наверное, инфаркт случился! – А муж? Кем он был?
– Он был военно-морским врачом. Все время в море. А его мамочка блюла мою нравственность. Это было так унизительно! Ведь я любила его, а она со своими подозрениями! У нас, говорит, в семье все врачи. Ты тоже пойдешь в медицинский. Я помогу. Я говорю – никогда. Я уже имею специальность, и она мне нравится. Тогда, говорит, ты у нас не приживешься. И я не прижилась. Мы жили во Владивостоке. Там у меня не было никого, ни одного близкого человека! – Но ведь муж любил вас? Он-то как реагировал? – Любил. На этом она и сыграла. Распалила его ревность, раздула, как огонь в печи! Говорила, что я шляюсь, когда он в море. А я была чиста перед ним, как Богородица. Клянусь вам! – И он в это поверил? – Поверил! Она для этого сделала все! И жену ему подыскала. Страшненькую такую, чтобы не гуляла, мол. В медицинский ее определила. А я уехала. Здесь мне помогли устроиться по специальности. Вот, работаю. – Все еще любите его?
– Он был военно-морским врачом. Все время в море. А его мамочка блюла мою нравственность. Это было так унизительно! Ведь я любила его, а она со своими подозрениями! У нас, говорит, в семье все врачи. Ты тоже пойдешь в медицинский. Я помогу. Я говорю – никогда. Я уже имею специальность, и она мне нравится. Тогда, говорит, ты у нас не приживешься. И я не прижилась. Мы жили во Владивостоке. Там у меня не было никого, ни одного близкого человека! – Но ведь муж любил вас? Он-то как реагировал? – Любил. На этом она и сыграла. Распалила его ревность, раздула, как огонь в печи! Говорила, что я шляюсь, когда он в море. А я была чиста перед ним, как Богородица. Клянусь вам! – И он в это поверил? – Поверил! Она для этого сделала все! И жену ему подыскала. Страшненькую такую, чтобы не гуляла, мол. В медицинский ее определила. А я уехала. Здесь мне помогли устроиться по специальности. Вот, работаю. – Все еще любите его?
– Теперь нет. Прошло. Смотрите. Мы к станции подъезжаем. Водитель остановил автобус и объявил: – Далеко не отходите. Стоим десять минут. Я тут же направился в буфет. У стойки одиноко дремала буфетчица. – Вы можете мне продать два стаканчика? – Два стаканчика – чего? – Без ничего. Нам пить хочется, а не из чего. – Стаканами не торгуем, – ответила она. Но по ней было видно, что если хорошенько попросить – продаст. Я положил на стойку два рубля и взял два граненых стакана. В то время такой стакан стоил пять копеек. И продавались они буквально на каждом углу. Буфетчица смотрела и криво улыбалась. – Спасибо, – поблагодарил я.
– Теперь нет. Прошло. Смотрите. Мы к станции подъезжаем. Водитель остановил автобус и объявил: – Далеко не отходите. Стоим десять минут. Я тут же направился в буфет. У стойки одиноко дремала буфетчица. – Вы можете мне продать два стаканчика? – Два стаканчика – чего? – Без ничего. Нам пить хочется, а не из чего. – Стаканами не торгуем, – ответила она. Но по ней было видно, что если хорошенько попросить – продаст. Я положил на стойку два рубля и взял два граненых стакана. В то время такой стакан стоил пять копеек. И продавались они буквально на каждом углу. Буфетчица смотрела и криво улыбалась. – Спасибо, – поблагодарил я.
– На здоровьице. Смотрите, только не пейте много в дороге! Можно и не доехать! – смеялась она вслед. – Постараюсь. Еще раз спасибо! У входа в автобус меня встретила улыбающаяся Зоя. – Вот, теперь не откажетесь от кокура? – я показал ей стаканы. – Конечно же, нет. Я говорила уже. Положите ваши стаканы на сиденье и выйдите сюда, пожалуйста. У меня к вам просьба. Несколько необычная. Я положил стаканы и вышел. Она взяла меня за локоть и повела по направлению к темному скверику за зданием автовокзала. – Понимаете, Гена… Мне нужно в туалет… А в общественный я боюсь заходить. Там темно и, конечно же, грязно. Вы не согласитесь постоять здесь неподалеку, пока я схожу под кустик. Только не отходите – стойте так, чтобы я вас видела. Хорошо? – Конечно. Идите. – Отвернитесь, пожалуйста, а то мне неудобно. – Ну, разумеется.
– На здоровьице. Смотрите, только не пейте много в дороге! Можно и не доехать! – смеялась она вслед. – Постараюсь. Еще раз спасибо! У входа в автобус меня встретила улыбающаяся Зоя. – Вот, теперь не откажетесь от кокура? – я показал ей стаканы. – Конечно же, нет. Я говорила уже. Положите ваши стаканы на сиденье и выйдите сюда, пожалуйста. У меня к вам просьба. Несколько необычная. Я положил стаканы и вышел. Она взяла меня за локоть и повела по направлению к темному скверику за зданием автовокзала. – Понимаете, Гена… Мне нужно в туалет… А в общественный я боюсь заходить. Там темно и, конечно же, грязно. Вы не согласитесь постоять здесь неподалеку, пока я схожу под кустик. Только не отходите – стойте так, чтобы я вас видела. Хорошо? – Конечно. Идите. – Отвернитесь, пожалуйста, а то мне неудобно. – Ну, разумеется.
Я отвернулся. Но стояла такая тишина, что мне было слышно, как она резким движением спустила джинсы, а потом зажурчал тихий ручеек. Искоса я видел, как тяжелый колокол ее белых волос взметнулся над кустарником, потом снова встрепенулся, когда она поправила прическу, и поплыл в мою сторону. – Спасибо, Гена. Извините, что так получилось. Но мне было невмоготу. Теперь можно ехать дальше. Пойдем. – Простите, но и мне, кажется, тоже понадобилось, – смущенно сказал я. – Возвращайтесь в автобус, а я сейчас.
Я отвернулся. Но стояла такая тишина, что мне было слышно, как она резким движением спустила джинсы, а потом зажурчал тихий ручеек. Искоса я видел, как тяжелый колокол ее белых волос взметнулся над кустарником, потом снова встрепенулся, когда она поправила прическу, и поплыл в мою сторону. – Спасибо, Гена. Извините, что так получилось. Но мне было невмоготу. Теперь можно ехать дальше. Пойдем. – Простите, но и мне, кажется, тоже понадобилось, – смущенно сказал я. – Возвращайтесь в автобус, а я сейчас.
– Я боюсь возвращаться по темну одна. Идите – я подожду вас здесь. Обменяемся, так сказать, ролями, – она улыбнулась открыто и нежно. Я пошел в кустарник и остановился у ближайшего дерева. От аромата и звуков летней ночи, знакомства с красивой женщиной, ее близости, а также столь необычного и доверчивого поведения я слегка захмелел. К тому же я предвкушал предстоящий ужин с высококлассным марочным вином в ее обществе и общение в экстраординарных условиях. Через полминуты я вернулся к ожидавшей меня Зое. Она смущенно прикрывала жмутом своих роскошных волос нижнюю часть лица, но глаза ее недвусмысленно улыбались, временами ныряя куда-то вниз. Войдя в автобус, я тут же достал свой запас продовольствия – пару яблок, кусок колбасы, сыр, яйца, вареные вкрутую, огурцы и несколько конфет. Зоя приобщила кусок курицы, пару помидор и пачку печенья. – С таким запасом можно хоть на северный полюс, – пошутила Зоя. – И до Бердянска не хватит, – возразил я и протянул ей стакан. Автобус тронулся. Я достал уже откупоренную бутылку и налил в стаканы до четверти объема. – Чтобы не расплескалось, – оправдывался я. – Ладно-ладно! Небось жалко стало, – игривым тоном отвечала Зоя. – За что пьем? – За знакомство! – За знакомство! Зоя отпила несколько глотков:
– Я боюсь возвращаться по темну одна. Идите – я подожду вас здесь. Обменяемся, так сказать, ролями, – она улыбнулась открыто и нежно. Я пошел в кустарник и остановился у ближайшего дерева. От аромата и звуков летней ночи, знакомства с красивой женщиной, ее близости, а также столь необычного и доверчивого поведения я слегка захмелел. К тому же я предвкушал предстоящий ужин с высококлассным марочным вином в ее обществе и общение в экстраординарных условиях. Через полминуты я вернулся к ожидавшей меня Зое. Она смущенно прикрывала жмутом своих роскошных волос нижнюю часть лица, но глаза ее недвусмысленно улыбались, временами ныряя куда-то вниз. Войдя в автобус, я тут же достал свой запас продовольствия – пару яблок, кусок колбасы, сыр, яйца, вареные вкрутую, огурцы и несколько конфет. Зоя приобщила кусок курицы, пару помидор и пачку печенья. – С таким запасом можно хоть на северный полюс, – пошутила Зоя. – И до Бердянска не хватит, – возразил я и протянул ей стакан. Автобус тронулся. Я достал уже откупоренную бутылку и налил в стаканы до четверти объема. – Чтобы не расплескалось, – оправдывался я. – Ладно-ладно! Небось жалко стало, – игривым тоном отвечала Зоя. – За что пьем? – За знакомство! – За знакомство! Зоя отпила несколько глотков:
– Какая вкуснятина! – она закатила глаза и залпом допила все, что осталось. В бутылке оставалось уже не более четверти, когда Зоя, хохоча, произнесла страстным шепотом: – Все!… Я так опьянела!… Больше не хочу… Лучше потом. Теперь вы о себе расскажите. А то как разведчик! – она снова захохотала. – Только расспрашиваете да слушаете… Неверными …движениями Зоя сложила в пакет то, что осталось от нашего ужина и снова рассмеялась. – Ой! Я говорю глупости, да? Ха-ха-ха! – Никакие не глупости. Мне очень даже приятно с вами. – Мне тоже. Так вы о себе расскажете? Или будете продолжать увиливать? Она обхватила мою руку и, откинувшись, посмотрела мне в лицо. Новая волна возбуждения нахлынула на меня, и я, опасаясь, что потеряю над собой контроль и натворю глупостей, чтобы отвлечься, начал рассказывать о себе.
– Какая вкуснятина! – она закатила глаза и залпом допила все, что осталось. В бутылке оставалось уже не более четверти, когда Зоя, хохоча, произнесла страстным шепотом: – Все!… Я так опьянела!… Больше не хочу… Лучше потом. Теперь вы о себе расскажите. А то как разведчик! – она снова захохотала. – Только расспрашиваете да слушаете… Неверными …движениями Зоя сложила в пакет то, что осталось от нашего ужина и снова рассмеялась. – Ой! Я говорю глупости, да? Ха-ха-ха! – Никакие не глупости. Мне очень даже приятно с вами. – Мне тоже. Так вы о себе расскажете? Или будете продолжать увиливать? Она обхватила мою руку и, откинувшись, посмотрела мне в лицо. Новая волна возбуждения нахлынула на меня, и я, опасаясь, что потеряю над собой контроль и натворю глупостей, чтобы отвлечься, начал рассказывать о себе.
– Я уже говорил, что работаю преподавателем, преподаю науки из области теоретической радиоэлектроники. – Нет, про работу пока достаточно… О личной жизни расскажите. Как я вам… Только честно! Каждое свое слово Зоя сопровождала тихим смехом, так располагавшим меня к интиму. – Я женат. Двое детей. – Мальчики? – Да. – Сколько лет? – Тринадцать и восемь. – Жаль… – Что жаль? – Что вы – семейный человек… Вы такой… такой… – Зоя снова расхохоталась. – Какой именно? – допытывался я. – Такой, какие мне нравятся! Ха-ха-ха-ха! Простите за прямоту. Я такая пьяная! Ужас… Она вцепилась в мою руку и прижалась к ней грудью. Ощутив ее мягкое, нежное и теплое прикосновение, я вздрогнул и, уже не владея собой, обнял Зою за талию и привлек к себе. Она смотрела мне в глаза и глубоко дышала. Я впился губами в ее полуоткрытый рот, а она конвульсивно забилась в моих объятиях. – М-м-м… – простонала она.– Тише… люди рядом! – Ну и пусть… мне так хорошо… Поцелуй еще… Я одним движением подхватил ее и усадил к себе на колени. Меня удивила ее легкость. Она обняла меня за шею, а я снова присосался к ее влажным губам, широким и пухлым. Моя рука сама по себе скользила по ее голой талии, поднималась все выше и, наконец, в ней оказалась ее упругая грудь. Я нежно сжал ее, и Зоя опять издала тихий, но проникающий в самое сердце стон: – М-м-м…
– Я уже говорил, что работаю преподавателем, преподаю науки из области теоретической радиоэлектроники. – Нет, про работу пока достаточно… О личной жизни расскажите. Как я вам… Только честно! Каждое свое слово Зоя сопровождала тихим смехом, так располагавшим меня к интиму. – Я женат. Двое детей. – Мальчики? – Да. – Сколько лет? – Тринадцать и восемь. – Жаль… – Что жаль? – Что вы – семейный человек… Вы такой… такой… – Зоя снова расхохоталась. – Какой именно? – допытывался я. – Такой, какие мне нравятся! Ха-ха-ха-ха! Простите за прямоту. Я такая пьяная! Ужас… Она вцепилась в мою руку и прижалась к ней грудью. Ощутив ее мягкое, нежное и теплое прикосновение, я вздрогнул и, уже не владея собой, обнял Зою за талию и привлек к себе. Она смотрела мне в глаза и глубоко дышала. Я впился губами в ее полуоткрытый рот, а она конвульсивно забилась в моих объятиях. – М-м-м… – простонала она.– Тише… люди рядом! – Ну и пусть… мне так хорошо… Поцелуй еще… Я одним движением подхватил ее и усадил к себе на колени. Меня удивила ее легкость. Она обняла меня за шею, а я снова присосался к ее влажным губам, широким и пухлым. Моя рука сама по себе скользила по ее голой талии, поднималась все выше и, наконец, в ней оказалась ее упругая грудь. Я нежно сжал ее, и Зоя опять издала тихий, но проникающий в самое сердце стон: – М-м-м…
Когда Зоя слегка ослабила объятия, я расстегнул единственную пуговицу на ее блузке, потом развязал узел, и она раскрылась передо мной, маня голым телом и необыкновенным, ни с чем не сравнимым ароматом. Легким, ласковым движением я высвободил одну тяжелую, налитую грудь и стал покрывать поцелуями. Напряженный сосок, такой толстый и длинный, возбуждал меня до безумия. Пытаясь расстегнуть лифчик, я нервно теребил застежку за ее спиной, но она никак не поддавалась. – Подожди… Я сама… А то порвешь… Зоя опять сексуально засмеялась. Одним движением она расстегнула лифчик и снова со страстным стоном приникла ко мне. Теперь я ласкал обе ее груди. Я сжимал их, играл ими, щепотью хватал упругие соски и целовал, целовал, целовал… Мне казалось, что таких грудей нет больше ни у кого во всем мире. Я, во всяком случае, еще не знал ничего подобного. Мы изнемогали от истомы, но дальше этих ласк дело не шло.
Когда Зоя слегка ослабила объятия, я расстегнул единственную пуговицу на ее блузке, потом развязал узел, и она раскрылась передо мной, маня голым телом и необыкновенным, ни с чем не сравнимым ароматом. Легким, ласковым движением я высвободил одну тяжелую, налитую грудь и стал покрывать поцелуями. Напряженный сосок, такой толстый и длинный, возбуждал меня до безумия. Пытаясь расстегнуть лифчик, я нервно теребил застежку за ее спиной, но она никак не поддавалась. – Подожди… Я сама… А то порвешь… Зоя опять сексуально засмеялась. Одним движением она расстегнула лифчик и снова со страстным стоном приникла ко мне. Теперь я ласкал обе ее груди. Я сжимал их, играл ими, щепотью хватал упругие соски и целовал, целовал, целовал… Мне казалось, что таких грудей нет больше ни у кого во всем мире. Я, во всяком случае, еще не знал ничего подобного. Мы изнемогали от истомы, но дальше этих ласк дело не шло.
– Пойдем на заднее сиденье!… Там никого нет… – шептал я. – Нет, – она замотала головой, – я не могу… Люди все видят… Если мы еще увидимся… Охваченный новым приливом страсти, я начал расстегивать ее джинсы. – Что ты делаешь?… Остановись… Здесь люди… Могут свет включить! Но моя рука была уже внутри ее джинсов и гладила все, до чего могла добраться. Последним препятствием был тонкий шелк ее трусиков. Я ощутил под нею заветную щель и стал водить по ней пальцами, чувствуя, как она мокреет от моих прикосновений. И это пробуждало во мне лавину неистовых желаний. Зоя застонала: – Прекрати… Не надо… Слышишь?…Убери руку… Пожалуйста… Я прошу тебя!… Но физического сопротивления она не оказывала. И я, не слушая ее мольб, подчиняясь одному лишь природному инстинкту, просунул руку под трусики. Мои пальцы погрузились в густой пучок жестких волос. Таких же, как на ее голове. «Интересно, они тоже белые»? – думал я и, медленно двигая пальцами, проникал все глубже и глубже. – Ой… Что я себе позволяю?… Дура!… Боже мой… Не надо!… Она скрестила ноги, но мои пальцы уже раздвигали губки ее срамной щели. Я нащупал ее клитор, скользкий, мясистый и упругий и стал нежно двигать на нем подвижную кожицу, совершая пальцем осторожные круговые движения. – А!… Что ты делаешь?!… Боже! Как я могла такое допустить! Ее бедра непроизвольно раздвинулись, и моя рука получила свободный доступ к мягким, нежным и таким чувствительным бархатным губкам-лепесткам. Влага жизни просто хлынула из нее. Я снова коснулся головки клитора и начал нежно, но страстно ласкать его круговыми движениями, постепенно ускоряя темп. – Что ты делаешь?!… Я ведь кончу! Ой! О-о-ой!… Кончаю!… Кончаю!… Кончаю-у-у-у!… – шептала она мне на ухо и билась в судорогах оргазма. Она обмякла. Ее голова бессильно опустилась мне на грудь. Зоя нежно поцеловала меня в шею и почему-то заплакала. Я поправил ее волосы и попытался заглянуть в ее лицо. Но она продолжала плакать, пряча его от меня. – Зоечка, милая! Ну не надо плакать. Все было так хорошо!
– Пойдем на заднее сиденье!… Там никого нет… – шептал я. – Нет, – она замотала головой, – я не могу… Люди все видят… Если мы еще увидимся… Охваченный новым приливом страсти, я начал расстегивать ее джинсы. – Что ты делаешь?… Остановись… Здесь люди… Могут свет включить! Но моя рука была уже внутри ее джинсов и гладила все, до чего могла добраться. Последним препятствием был тонкий шелк ее трусиков. Я ощутил под нею заветную щель и стал водить по ней пальцами, чувствуя, как она мокреет от моих прикосновений. И это пробуждало во мне лавину неистовых желаний. Зоя застонала: – Прекрати… Не надо… Слышишь?…Убери руку… Пожалуйста… Я прошу тебя!… Но физического сопротивления она не оказывала. И я, не слушая ее мольб, подчиняясь одному лишь природному инстинкту, просунул руку под трусики. Мои пальцы погрузились в густой пучок жестких волос. Таких же, как на ее голове. «Интересно, они тоже белые»? – думал я и, медленно двигая пальцами, проникал все глубже и глубже. – Ой… Что я себе позволяю?… Дура!… Боже мой… Не надо!… Она скрестила ноги, но мои пальцы уже раздвигали губки ее срамной щели. Я нащупал ее клитор, скользкий, мясистый и упругий и стал нежно двигать на нем подвижную кожицу, совершая пальцем осторожные круговые движения. – А!… Что ты делаешь?!… Боже! Как я могла такое допустить! Ее бедра непроизвольно раздвинулись, и моя рука получила свободный доступ к мягким, нежным и таким чувствительным бархатным губкам-лепесткам. Влага жизни просто хлынула из нее. Я снова коснулся головки клитора и начал нежно, но страстно ласкать его круговыми движениями, постепенно ускоряя темп. – Что ты делаешь?!… Я ведь кончу! Ой! О-о-ой!… Кончаю!… Кончаю!… Кончаю-у-у-у!… – шептала она мне на ухо и билась в судорогах оргазма. Она обмякла. Ее голова бессильно опустилась мне на грудь. Зоя нежно поцеловала меня в шею и почему-то заплакала. Я поправил ее волосы и попытался заглянуть в ее лицо. Но она продолжала плакать, пряча его от меня. – Зоечка, милая! Ну не надо плакать. Все было так хорошо!
– Я никогда не ожидала, что могу допустить такое! И где? В автобусе! Какой ужас!… Что ты обо мне подумаешь! Пытаясь ее успокоить, я продолжал ласкать ее спину, талию, груди. Ее тело снова напряглось, и она начала целовать меня, сопровождая поцелуи непередаваемыми междометиями. И снова моя рука оказалась у нее в трусиках, лаская вожделенный клитор. – Ай! Ты с ума сошел! Хватит! Я опять опозорюсь!… Кончу!… – Какой он у тебя большой! Твердый! Прелесть! – Не понимаю, тебе что от этого?… А-а-а!… Большой или маленький!… Какая тебе разница?!… – Я от этого так возбуждаюсь!… Давай! Давай! Кончи еще!… – А-а-а! А-а-а!…Ой, как хорошо!… Ой, как!… Ниже!… Так! Так!… Еще!… Кончаю! О-о-о-о!… О-о-о!… А-а-ах!… Кончила… Обмякнув, она погладила мои волосы, плечи, забралась под рубашку, нащупала соски и стала крутить их между пальцами, как я ей пару минут тому назад. И я ощутил такой прилив страсти, что сжал ее щеки ладонями и вобрал в себя ее губы, насколько это было возможно. Ее рука робко, но уверенно начала расстегивать мои брюки. Я понял, что она запуталась в моей рубашке и не может добраться туда, куда стремится. Желая помочь ей, я попытался выдернуть рубашку из брюк, но ее рука уже проникла в мои трусы. Зоя осторожно и ласково стала гладить член. Порой она надавливала пальцем у его основания, и он становился еще крепче и подпрыгивал, как вспугнутый зверек. Я расстегнул ремень и чуть привстал, а Зоя освободила мой член и начала играть им уже на свободе. Она страстно перебирала яйца, сжимала их по очереди, но мне не было больно. Только яростно нарастало возбуждение.
– Я никогда не ожидала, что могу допустить такое! И где? В автобусе! Какой ужас!… Что ты обо мне подумаешь! Пытаясь ее успокоить, я продолжал ласкать ее спину, талию, груди. Ее тело снова напряглось, и она начала целовать меня, сопровождая поцелуи непередаваемыми междометиями. И снова моя рука оказалась у нее в трусиках, лаская вожделенный клитор. – Ай! Ты с ума сошел! Хватит! Я опять опозорюсь!… Кончу!… – Какой он у тебя большой! Твердый! Прелесть! – Не понимаю, тебе что от этого?… А-а-а!… Большой или маленький!… Какая тебе разница?!… – Я от этого так возбуждаюсь!… Давай! Давай! Кончи еще!… – А-а-а! А-а-а!…Ой, как хорошо!… Ой, как!… Ниже!… Так! Так!… Еще!… Кончаю! О-о-о-о!… О-о-о!… А-а-ах!… Кончила… Обмякнув, она погладила мои волосы, плечи, забралась под рубашку, нащупала соски и стала крутить их между пальцами, как я ей пару минут тому назад. И я ощутил такой прилив страсти, что сжал ее щеки ладонями и вобрал в себя ее губы, насколько это было возможно. Ее рука робко, но уверенно начала расстегивать мои брюки. Я понял, что она запуталась в моей рубашке и не может добраться туда, куда стремится. Желая помочь ей, я попытался выдернуть рубашку из брюк, но ее рука уже проникла в мои трусы. Зоя осторожно и ласково стала гладить член. Порой она надавливала пальцем у его основания, и он становился еще крепче и подпрыгивал, как вспугнутый зверек. Я расстегнул ремень и чуть привстал, а Зоя освободила мой член и начала играть им уже на свободе. Она страстно перебирала яйца, сжимала их по очереди, но мне не было больно. Только яростно нарастало возбуждение.
Зоя оттянула назад кожицу члена и обнажила головку. Она сделала это так нежно и ласково, что я весь затрепетал от наслаждения. Подушечками пальцев она начала гладить голую поверхность головки, распаляя во мне желание до крайности, до предела. – Как приятно… – простонал я. Мои ноги вытянулись и невероятно напряглись. А Зоя, не помня себя, нежно охватила член рукой и начала, чуть постанывая, двигать кожицу. Когда ее рука доходила до основания члена, обнажая до края головку и натягивая уздечку, я испытывал высшее блаженство, а едва она снова прятала головку, мне хотелось, чтобы она опять натянула кожицу до предела. И Зоя тут же делала это, словно читая мои мысли. Возбуждение достигло кульминации, и я почувствовал, что еще пара таких ласкающих движений, и я, окончательно утратив над собой контроль, фонтаном спермы залью свою одежду и все, что есть вокруг меня. – Стой… – тихо зарычал я, – а то… з-з-замараю все!!! – Сейчас, – прошептала она в экстазе, – посиди так секундочку!
Зоя оттянула назад кожицу члена и обнажила головку. Она сделала это так нежно и ласково, что я весь затрепетал от наслаждения. Подушечками пальцев она начала гладить голую поверхность головки, распаляя во мне желание до крайности, до предела. – Как приятно… – простонал я. Мои ноги вытянулись и невероятно напряглись. А Зоя, не помня себя, нежно охватила член рукой и начала, чуть постанывая, двигать кожицу. Когда ее рука доходила до основания члена, обнажая до края головку и натягивая уздечку, я испытывал высшее блаженство, а едва она снова прятала головку, мне хотелось, чтобы она опять натянула кожицу до предела. И Зоя тут же делала это, словно читая мои мысли. Возбуждение достигло кульминации, и я почувствовал, что еще пара таких ласкающих движений, и я, окончательно утратив над собой контроль, фонтаном спермы залью свою одежду и все, что есть вокруг меня. – Стой… – тихо зарычал я, – а то… з-з-замараю все!!! – Сейчас, – прошептала она в экстазе, – посиди так секундочку!
Зоя торопливо расстегнула сумочку и достала мягкую белоснежную салфетку. Она снова схватила мой член …и, накинув на него салфетку, возобновила прежние ласки – стала нежно двигать кожицу члена, страстно дыша. А другой рукой она нащупала мой сосок и начала крутить его между пальцами. Все мое тело свело неистовой судорогой, и я едва не закричал. Но я только выдохнул ей в самое ухо: – Я кончаю! Ой! Ой! Кончаю! Кончаю! Кончаю! Это был не просто оргазм, а какой-то супероргазм. Я метался на сидении, бился в конвульсиях, а она все ласкала и ласкала меня своей неистовой лаской. Но постепенно кульминация спала. И мне почему-то сделалось невероятно стыдно перед этой замечательной девушкой, отдавшей мне такую порцию ласки, какую ни от какой иной женщины я не получал и за неделю. Зоя протерла салфеткой вокруг моего члена, выбросила ее в окно и достала вторую. Тщательно вытирая остатки моей влаги жизни, она посмотрела мне в лицо и игриво улыбнулась. – Ты как вулкан. Я прикрывала, как могла. Но там у тебя намокло все. – А брюки? Снаружи? – Они были приспущены.
Зоя торопливо расстегнула сумочку и достала мягкую белоснежную салфетку. Она снова схватила мой член …и, накинув на него салфетку, возобновила прежние ласки – стала нежно двигать кожицу члена, страстно дыша. А другой рукой она нащупала мой сосок и начала крутить его между пальцами. Все мое тело свело неистовой судорогой, и я едва не закричал. Но я только выдохнул ей в самое ухо: – Я кончаю! Ой! Ой! Кончаю! Кончаю! Кончаю! Это был не просто оргазм, а какой-то супероргазм. Я метался на сидении, бился в конвульсиях, а она все ласкала и ласкала меня своей неистовой лаской. Но постепенно кульминация спала. И мне почему-то сделалось невероятно стыдно перед этой замечательной девушкой, отдавшей мне такую порцию ласки, какую ни от какой иной женщины я не получал и за неделю. Зоя протерла салфеткой вокруг моего члена, выбросила ее в окно и достала вторую. Тщательно вытирая остатки моей влаги жизни, она посмотрела мне в лицо и игриво улыбнулась. – Ты как вулкан. Я прикрывала, как могла. Но там у тебя намокло все. – А брюки? Снаружи? – Они были приспущены.
– Я следила, как могла. Думаю, что все в порядке. Если что – замоем. У меня есть бутылка минеральной воды. – Когда рассветет – посмотрим. Ты это делала необыкновенно! Ты была само совершенство. Предугадывала все мои желания. – Ты тоже был так нежен и страстен! Ты абсолютно все делал, как надо. Ты даже руку кладешь, как надо, и гладишь так приятно и нежно! Так возбуждающе! Никто меня еще так не раскрывал в сексе, как ты. Правда, и мужчин у меня было всего ничего. Мой муж, мой жених Леша, да ты вот. От ее слов, ласковых прикосновений салфеткой, аромата духов и дыхания мой член снова затвердел. Я привлек ее к себе, а она обхватила его колечком и, бесстыдно глядя мне в глаза, страстно задвигала кожицу. – Насколько я поняла, он опять меня просит… – прошептала она, продолжая свои жгучие, огненные ласки. И снова прежняя круговерть, и снова супероргазм, и снова легкое чувство стыда и неловкости. В конце концов, мы обессилели. Приведя себя в порядок, мы ехали молча, держась за руки. – Зоечка, ты бы блузку застегнула. А то уснешь так, а уже начинает светать. – Да мне плевать. Это я для тебя так сижу. – Спасибо, милая, – я привлек ее к себе. Она приникла ко мне в бессильной нежности и легкими прикосновениями обласкала все мое тело. – Гена, а вино еще осталось? – Да, есть кое-что. – Допьем? – Допьем! Ты у меня сама как вино. Такая красивая! – Я знаю. – Спасибо.
– Я следила, как могла. Думаю, что все в порядке. Если что – замоем. У меня есть бутылка минеральной воды. – Когда рассветет – посмотрим. Ты это делала необыкновенно! Ты была само совершенство. Предугадывала все мои желания. – Ты тоже был так нежен и страстен! Ты абсолютно все делал, как надо. Ты даже руку кладешь, как надо, и гладишь так приятно и нежно! Так возбуждающе! Никто меня еще так не раскрывал в сексе, как ты. Правда, и мужчин у меня было всего ничего. Мой муж, мой жених Леша, да ты вот. От ее слов, ласковых прикосновений салфеткой, аромата духов и дыхания мой член снова затвердел. Я привлек ее к себе, а она обхватила его колечком и, бесстыдно глядя мне в глаза, страстно задвигала кожицу. – Насколько я поняла, он опять меня просит… – прошептала она, продолжая свои жгучие, огненные ласки. И снова прежняя круговерть, и снова супероргазм, и снова легкое чувство стыда и неловкости. В конце концов, мы обессилели. Приведя себя в порядок, мы ехали молча, держась за руки. – Зоечка, ты бы блузку застегнула. А то уснешь так, а уже начинает светать. – Да мне плевать. Это я для тебя так сижу. – Спасибо, милая, – я привлек ее к себе. Она приникла ко мне в бессильной нежности и легкими прикосновениями обласкала все мое тело. – Гена, а вино еще осталось? – Да, есть кое-что. – Допьем? – Допьем! Ты у меня сама как вино. Такая красивая! – Я знаю. – Спасибо.
Я достал вино и откупорил бутылку. – На, подержи. Сейчас стаканы найду. – Не надо. Давай так. – Ты же сказала, что из бутылки не пьешь. – Если я дошла уже до того, что творю такое в автобусе с мужчиной, которого в первый раз в жизни вижу, то оттого, что я выпью из горлышка, я вряд ли паду ниже, – она улыбнулась как-то по-особому – грустно, нежно и ласково. – Что за вздор? Ты такая нежная. Ты мне просто Богом в подарок послана. Как ангел во плоти. Мы отпили по глотку. Потом еще. Затем снова. Пустую бутылку я выбросил в окно. Мы захмелели. Зоя нежно склонила голову ко мне на грудь. Я поцеловал ее буйные волосы и зарылся в них всем лицом. Коснувшись ее щеки, я ощутил, что она мокрая. Зоя плакала.
Я достал вино и откупорил бутылку. – На, подержи. Сейчас стаканы найду. – Не надо. Давай так. – Ты же сказала, что из бутылки не пьешь. – Если я дошла уже до того, что творю такое в автобусе с мужчиной, которого в первый раз в жизни вижу, то оттого, что я выпью из горлышка, я вряд ли паду ниже, – она улыбнулась как-то по-особому – грустно, нежно и ласково. – Что за вздор? Ты такая нежная. Ты мне просто Богом в подарок послана. Как ангел во плоти. Мы отпили по глотку. Потом еще. Затем снова. Пустую бутылку я выбросил в окно. Мы захмелели. Зоя нежно склонила голову ко мне на грудь. Я поцеловал ее буйные волосы и зарылся в них всем лицом. Коснувшись ее щеки, я ощутил, что она мокрая. Зоя плакала.
– Зоечка, не плачь! – Я покрывал ее лицо, шею, грудь поцелуями. – Зоечка! Перестань, пожалуйста. Прошу тебя… Милая… – Ну почему все так выходит?!… – Она задыхалась от слез. – Почему ты женат?!… Почему у тебя дети?!… Ведь ты только один такой на свете! Я знаю, чувствую это! – Перестань, Зоечка! Мы будем видеться. Я хочу ласкать тебя в постели! Я хочу спать с тобой. Я хочу, алчу большей близости с тобой! Давай уже в Бердянске увидимся! – Увидимся. Конечно. Я не смогу иначе! Сейчас я чувствовала себя игрушкой в руках каких-то КОСМИЧЕСКМХ сил! Такого я не испытаю больше ни с кем… Я знаю… Но ты будешь не моим! Ты… принадлежишь не мне!… А я хочу, чтобы ты был моим и только моим! И больше ничьим!… Я не хочу тебя делить ни с кем! Даже с твоей женой!… Понял? Но я никогда не смогу отнять у детей отца! – Она протерла глаза мягким носовым платочком и посмотрела на меня своими огромными глазищами. – Но я согласна и на роль твоей любовницы тоже. Я не могу отказаться от такого! Сегодня же откажу Алеше! – Зачем тебе ему отказывать? – Я не смогу ему лгать. Вот и сейчас, когда я не могу тебе противиться, меня не покидает такое чувство, будто я ворую! Алеша снял для нас квартиру. Но я к нему не пойду. Остановлюсь пока у знакомой. А ему скажу – все!
– Зоечка, не плачь! – Я покрывал ее лицо, шею, грудь поцелуями. – Зоечка! Перестань, пожалуйста. Прошу тебя… Милая… – Ну почему все так выходит?!… – Она задыхалась от слез. – Почему ты женат?!… Почему у тебя дети?!… Ведь ты только один такой на свете! Я знаю, чувствую это! – Перестань, Зоечка! Мы будем видеться. Я хочу ласкать тебя в постели! Я хочу спать с тобой. Я хочу, алчу большей близости с тобой! Давай уже в Бердянске увидимся! – Увидимся. Конечно. Я не смогу иначе! Сейчас я чувствовала себя игрушкой в руках каких-то КОСМИЧЕСКМХ сил! Такого я не испытаю больше ни с кем… Я знаю… Но ты будешь не моим! Ты… принадлежишь не мне!… А я хочу, чтобы ты был моим и только моим! И больше ничьим!… Я не хочу тебя делить ни с кем! Даже с твоей женой!… Понял? Но я никогда не смогу отнять у детей отца! – Она протерла глаза мягким носовым платочком и посмотрела на меня своими огромными глазищами. – Но я согласна и на роль твоей любовницы тоже. Я не могу отказаться от такого! Сегодня же откажу Алеше! – Зачем тебе ему отказывать? – Я не смогу ему лгать. Вот и сейчас, когда я не могу тебе противиться, меня не покидает такое чувство, будто я ворую! Алеша снял для нас квартиру. Но я к нему не пойду. Остановлюсь пока у знакомой. А ему скажу – все!
– Погоди, Зоечка! Не спеши. Он ведь хороший парень? Верно? – Да, хороший. Но не для меня. Теперь я не смогу с ним. Все. Это уже решено. Не нужно о нем! Зоя легла на сидение и положила голову мне на колени. Пару раз вздохнув, она поправила волосы, а через минуту уже дышала глубоким сладким сонным дыханием. Я откинулся на спинку кресла и тоже начал погружаться в сон. Я вдруг почувствовал, что эта женщина, которая так сладко спит у меня на коленях, уже была. Она была уже тогда, когда я в шестилетнем возрасте тайно целовал под столом Лелечку Рождественскую – дочку теткиной подруги. И тогда, когда я в отсутствие родителей любовался соседской девочкой Неллей, раздевшейся до нага по моей просьбе и демонстрирующей мне свои прелести. Нелля с любопытством разглядывала и трогала все мои части тела, радостно играла ими. А Зоя при этом была. Была она и потом. Была всегда. И есть сейчас. И будет всегда. Я сам ее придумал, всегда мечтал о ней, ждал встречи с нею. И вот, наконец, встретил. Да, это именно она! Я сразу узнал ее. А за окном уже золотилось южное летнее утро. И автобус мчал нас к морю широкой южно-украинской степью, мягко подпрыгивая на неровностях асфальта. 10.02.1992, Донецк
– Погоди, Зоечка! Не спеши. Он ведь хороший парень? Верно? – Да, хороший. Но не для меня. Теперь я не смогу с ним. Все. Это уже решено. Не нужно о нем! Зоя легла на сидение и положила голову мне на колени. Пару раз вздохнув, она поправила волосы, а через минуту уже дышала глубоким сладким сонным дыханием. Я откинулся на спинку кресла и тоже начал погружаться в сон. Я вдруг почувствовал, что эта женщина, которая так сладко спит у меня на коленях, уже была. Она была уже тогда, когда я в шестилетнем возрасте тайно целовал под столом Лелечку Рождественскую – дочку теткиной подруги. И тогда, когда я в отсутствие родителей любовался соседской девочкой Неллей, раздевшейся до нага по моей просьбе и демонстрирующей мне свои прелести. Нелля с любопытством разглядывала и трогала все мои части тела, радостно играла ими. А Зоя при этом была. Была она и потом. Была всегда. И есть сейчас. И будет всегда. Я сам ее придумал, всегда мечтал о ней, ждал встречи с нею. И вот, наконец, встретил. Да, это именно она! Я сразу узнал ее. А за окном уже золотилось южное летнее утро. И автобус мчал нас к морю широкой южно-украинской степью, мягко подпрыгивая на неровностях асфальта. 10.02.1992, Донецк
185
185
Автобус на Бердянск подали за пятнадцать минут до отправления. Когда я сдал в багаж дорожную сумку и занял свое место, было уже двадцать пять одиннадцатого вечера. До отхода оставалось каких-то пять минут. И асфальт, и автобус еще не успели остыть от июльского зноя. В салоне было душно. Я повесил на крючок свой пуловер, откинул спинку кресла и стал ждать, когда же мы, наконец, отправимся.
Больше половины мест было свободно, несмотря на разгар курортного сезона. Место справа от меня было свободно, и я подумал, что было бы очень хорошо, если бы его никто так и не занял до конца рейса.
Больше половины мест было свободно, несмотря на разгар курортного сезона. Место справа от меня было свободно, и я подумал, что было бы очень хорошо, если бы его никто так и не занял до конца рейса.
Наконец, водитель закрыл входную дверь, выключил в салоне свет и запустил мотор. Автобус медленно двинулся к выезду. Когда он уже выруливал за ворота автовокзала, я заметил, что по проходу, осматриваясь по сторонам, пробирается рослая белокурая девушка с дорожной сумкой в руке. Поравнявшись со мной, она остановилась и спросила низким грудным голосом: – Простите, двадцатое место – это здесь?
Наконец, водитель закрыл входную дверь, выключил в салоне свет и запустил мотор. Автобус медленно двинулся к выезду. Когда он уже выруливал за ворота автовокзала, я заметил, что по проходу, осматриваясь по сторонам, пробирается рослая белокурая девушка с дорожной сумкой в руке. Поравнявшись со мной, она остановилась и спросила низким грудным голосом: – Простите, двадцатое место – это здесь?
Она стояла и ждала ответа, а я смотрел и смотрел на ее роскошные белые волосы, крупными волнами ниспадающие на плечи, на ее стройную фигуру в джинсах, крутые бедра, высокие груди, на ее голую талию, над которой края легкой светлой блузки были небрежно завязаны узлом. На втянутом животе чернел, играя моим воображением, кружок пупка, от которого я не мог оторвать взгляда, как от глаз гипнотизера. – Послушайте, какие здесь места? – вторично обратилась она ко мне. В ее тоне послышалось нетерпение. Оно заставило меня очнуться. – А!… Извините, я не сразу понял… Девятнадцать и двадцать. – Спасибо. Двадцатое – это здесь? Рядом с вами? – Да, конечно. Но если вы хотите, я могу уступить вам место у окна. – Зачем же, – ответила она, улыбаясь, – все равно сейчас ночь и ничего не видно. – Но здесь прохладнее. Окно можно и приоткрыть. Хотите? – Пожалуй, – согласилась она и отошла в сторону, давая мне возможность выйти в проход, чтобы пропустить ее. Она расположилась у окна, поставив под сиденье сумку, и откинула спинку кресла, готовясь ко сну. – Приоткрыть окно? – предложил я.
Она стояла и ждала ответа, а я смотрел и смотрел на ее роскошные белые волосы, крупными волнами ниспадающие на плечи, на ее стройную фигуру в джинсах, крутые бедра, высокие груди, на ее голую талию, над которой края легкой светлой блузки были небрежно завязаны узлом. На втянутом животе чернел, играя моим воображением, кружок пупка, от которого я не мог оторвать взгляда, как от глаз гипнотизера. – Послушайте, какие здесь места? – вторично обратилась она ко мне. В ее тоне послышалось нетерпение. Оно заставило меня очнуться. – А!… Извините, я не сразу понял… Девятнадцать и двадцать. – Спасибо. Двадцатое – это здесь? Рядом с вами? – Да, конечно. Но если вы хотите, я могу уступить вам место у окна. – Зачем же, – ответила она, улыбаясь, – все равно сейчас ночь и ничего не видно. – Но здесь прохладнее. Окно можно и приоткрыть. Хотите? – Пожалуй, – согласилась она и отошла в сторону, давая мне возможность выйти в проход, чтобы пропустить ее. Она расположилась у окна, поставив под сиденье сумку, и откинула спинку кресла, готовясь ко сну. – Приоткрыть окно? – предложил я.
– Пожалуйста, – ответила девушка и отвела ноги влево, к самой стенке, чтобы облегчить мне доступ к окну. Я встал и потянулся вверх, чтобы немного отодвинуть стекло. Так получилось, что мои ноги чуть выше колен коснулись ее горячего бедра, плотно обтянутого джинсами. Ощутив его тепло, я почувствовал, как оно сладкой волной растекается по всему моему телу, словно от выпитого вина или, скорее, коньяка. Стекло легко подалось, но я делал вид, что никак не могу его сдвинуть с места, потому что мне было несказанно приятно так стоять и балдеть от этого вроде бы невинного касания. Она попыталась дать больший простор моим действиям и закинула правую ногу на левую, что привело меня в состояние острого возбуждения. Припав к окну, я еще плотнее прижался к ее бедру и, отодвигая стекло, стоял, тайно предаваясь порочному наслаждению этой близостью, все больше идя на поводу инстинкта. Наконец, я кое-как овладел собой и, чтобы не вызвать ее подозрений, слегка отодвинул стекло и, превозмогая себя, сел на место. – Спасибо, – сказала она. – Теперь немного легче дышать.
– Пожалуйста, – ответила девушка и отвела ноги влево, к самой стенке, чтобы облегчить мне доступ к окну. Я встал и потянулся вверх, чтобы немного отодвинуть стекло. Так получилось, что мои ноги чуть выше колен коснулись ее горячего бедра, плотно обтянутого джинсами. Ощутив его тепло, я почувствовал, как оно сладкой волной растекается по всему моему телу, словно от выпитого вина или, скорее, коньяка. Стекло легко подалось, но я делал вид, что никак не могу его сдвинуть с места, потому что мне было несказанно приятно так стоять и балдеть от этого вроде бы невинного касания. Она попыталась дать больший простор моим действиям и закинула правую ногу на левую, что привело меня в состояние острого возбуждения. Припав к окну, я еще плотнее прижался к ее бедру и, отодвигая стекло, стоял, тайно предаваясь порочному наслаждению этой близостью, все больше идя на поводу инстинкта. Наконец, я кое-как овладел собой и, чтобы не вызвать ее подозрений, слегка отодвинул стекло и, превозмогая себя, сел на место. – Спасибо, – сказала она. – Теперь немного легче дышать.
Тем временем автобус выехал на трассу и набрал крейсерскую скорость. Встречные машины попадались весьма редко. Я чуть сдвинулся влево, и наши плечи соприкоснулись. Меня захлестнула новая волна возбуждения. Повернувшись к ней вполоборота, я стал рассматривать ее профиль. В темноте он казался сказочно обворожительным, хоть и не безукоризненным. Крутой высокий лоб, прямой, чуточку длинный нос, широкие пухлые губы, полные необыкновенной страсти, и черные, как угли глаза. Они поглядывали на меня украдкой и стыдливо опускались вниз. Ее ресницы были невероятно длинными и густыми – не знаю, как я мог разглядеть это в темноте июльской ночи. От нее слегка пахло какими-то нежными духами, и это еще более распаляло меня. Буквально приводя в неистовство. Я чувствовал, что еще минута-две такого возбуждения, и я потеряю над собой контроль. Дабы ослабить напряжение, я предложил: – Не хотите покушать?
Тем временем автобус выехал на трассу и набрал крейсерскую скорость. Встречные машины попадались весьма редко. Я чуть сдвинулся влево, и наши плечи соприкоснулись. Меня захлестнула новая волна возбуждения. Повернувшись к ней вполоборота, я стал рассматривать ее профиль. В темноте он казался сказочно обворожительным, хоть и не безукоризненным. Крутой высокий лоб, прямой, чуточку длинный нос, широкие пухлые губы, полные необыкновенной страсти, и черные, как угли глаза. Они поглядывали на меня украдкой и стыдливо опускались вниз. Ее ресницы были невероятно длинными и густыми – не знаю, как я мог разглядеть это в темноте июльской ночи. От нее слегка пахло какими-то нежными духами, и это еще более распаляло меня. Буквально приводя в неистовство. Я чувствовал, что еще минута-две такого возбуждения, и я потеряю над собой контроль. Дабы ослабить напряжение, я предложил: – Не хотите покушать?
– Честно говоря, нет. Но охотно поддержу компанию. Я компанейская. – Тогда давайте съедим по паре яблочек, а потом, когда проголодаемся, съедим чего поплотнее. Она соблазнительно улыбнулась, сверкнув своими черными, как у цыганки глазами. Ясно. У нее темные волосы. У блондинок таких черных глаз не бывает. Крашеная. Но с каким вкусом! Я достал из пакета пару яблок и протянул ей оба на выбор. – Какие большие и красивые! – восхитилась она. – Можно, я выберу вот это, которое больше? – Буду несказанно рад. Ей-Богу. – Спасибо.
– Честно говоря, нет. Но охотно поддержу компанию. Я компанейская. – Тогда давайте съедим по паре яблочек, а потом, когда проголодаемся, съедим чего поплотнее. Она соблазнительно улыбнулась, сверкнув своими черными, как у цыганки глазами. Ясно. У нее темные волосы. У блондинок таких черных глаз не бывает. Крашеная. Но с каким вкусом! Я достал из пакета пару яблок и протянул ей оба на выбор. – Какие большие и красивые! – восхитилась она. – Можно, я выберу вот это, которое больше? – Буду несказанно рад. Ей-Богу. – Спасибо.
Она с хрустом откусила кусок яблока и взглянула на меня. В ее глазах я увидел ослепительный огненный блеск, и меня снова охватило возбуждение. Мы молча жевали яблоки, время от времени обмениваясь взглядами. – Что вы на меня так смотрите? – спросила она, доедая остатки яблока. – Как именно? – Да так, все смотрите, ни на секунду не отводя взгляда. Мне просто не по себе от этого. – А вы все время опускаете глаза, как будто чего-то стыдитесь. Она снова улыбнулась и протянула мне объедок яблока. Выбросите, пожалуйста, в окно, что ли. – Охотно.
Она с хрустом откусила кусок яблока и взглянула на меня. В ее глазах я увидел ослепительный огненный блеск, и меня снова охватило возбуждение. Мы молча жевали яблоки, время от времени обмениваясь взглядами. – Что вы на меня так смотрите? – спросила она, доедая остатки яблока. – Как именно? – Да так, все смотрите, ни на секунду не отводя взгляда. Мне просто не по себе от этого. – А вы все время опускаете глаза, как будто чего-то стыдитесь. Она снова улыбнулась и протянула мне объедок яблока. Выбросите, пожалуйста, в окно, что ли. – Охотно.
Я снова встал и, высунув руку наружу, выбросил то, что осталось от наших яблок. Наши ноги опять соприкоснулись, и я плотно прижался к ее бедрам, глядя в ее глаза. Она смотрела на меня, судорожно вцепившись одной рукой в подлокотник, а другой – в сиденье. Так продолжалось несколько мгновений, но она тут же овладела собой и указала на мое кресло. – Садитесь, пожалуйста, а то я уже просто в стенку влипла. – Как вас зовут? – спросил я. Она тихо рассмеялась. – Наконец-то догадались спросить. А то я уже вопреки всем правилам этикета хотела первой задать этот вопрос. Зоя. Меня зовут Зоя. – А меня – Гена. – Геннадий? А отчество? – Зачем еще отчество? Что мы, на службе, что ли? – Причем здесь – на службе? Просто вы значительно старше меня. Как же я буду к вам обращаться просто Гена, и все? – Так уж и значительно! Мне всего тридцать шесть. А вам? – А мне двадцать пять. Вот видите. Вы на целых одиннадцать лет старше. – Между мужчиной и женщиной это совсем немного. – Не скажите. Когда мне было десять, вы уже были взрослым мужчиной. – Двадцать один – это никак не взрослый мужчина. Желторотый птенец. Она снова искренне расхохоталась. – А я, по-вашему, тоже желторотая?
Я снова встал и, высунув руку наружу, выбросил то, что осталось от наших яблок. Наши ноги опять соприкоснулись, и я плотно прижался к ее бедрам, глядя в ее глаза. Она смотрела на меня, судорожно вцепившись одной рукой в подлокотник, а другой – в сиденье. Так продолжалось несколько мгновений, но она тут же овладела собой и указала на мое кресло. – Садитесь, пожалуйста, а то я уже просто в стенку влипла. – Как вас зовут? – спросил я. Она тихо рассмеялась. – Наконец-то догадались спросить. А то я уже вопреки всем правилам этикета хотела первой задать этот вопрос. Зоя. Меня зовут Зоя. – А меня – Гена. – Геннадий? А отчество? – Зачем еще отчество? Что мы, на службе, что ли? – Причем здесь – на службе? Просто вы значительно старше меня. Как же я буду к вам обращаться просто Гена, и все? – Так уж и значительно! Мне всего тридцать шесть. А вам? – А мне двадцать пять. Вот видите. Вы на целых одиннадцать лет старше. – Между мужчиной и женщиной это совсем немного. – Не скажите. Когда мне было десять, вы уже были взрослым мужчиной. – Двадцать один – это никак не взрослый мужчина. Желторотый птенец. Она снова искренне расхохоталась. – А я, по-вашему, тоже желторотая?
– Я этого не говорил. Вы сами придумали. Мы замолчали. Я смотрел в окно, искоса поглядывая на Зою. Она сидела, откинувшись на спинку кресла и выпятив вперед груди. Они подпрыгивали, когда автобус наскакивал на небольшие выбоины, и мне страстно хотелось погладить их, вцепиться в них и мять, мять, мять… Ее блузка сверху была расстегнута. И лишь потому, что было темно, я не мог видеть, что там творится у нее за пазухой. Но мне было достаточно воображения. – Зоя, вы очень красивы, – сказал я, повернувшись к ней. – Я знаю, – ответила она без тени скромности и смущения. Ее глаза были закрыты, подбородок чуть приподнят, а грудь вздымалась и опускалась в такт дыхания. – Зоя, у меня есть бутылка вина. Давайте выпьем понемножку. Хотите? Она снова улыбнулась, раскрыв свои огромные глаза во всю ширь. – Это зависит от того, какое у вас вино.
– Я этого не говорил. Вы сами придумали. Мы замолчали. Я смотрел в окно, искоса поглядывая на Зою. Она сидела, откинувшись на спинку кресла и выпятив вперед груди. Они подпрыгивали, когда автобус наскакивал на небольшие выбоины, и мне страстно хотелось погладить их, вцепиться в них и мять, мять, мять… Ее блузка сверху была расстегнута. И лишь потому, что было темно, я не мог видеть, что там творится у нее за пазухой. Но мне было достаточно воображения. – Зоя, вы очень красивы, – сказал я, повернувшись к ней. – Я знаю, – ответила она без тени скромности и смущения. Ее глаза были закрыты, подбородок чуть приподнят, а грудь вздымалась и опускалась в такт дыхания. – Зоя, у меня есть бутылка вина. Давайте выпьем понемножку. Хотите? Она снова улыбнулась, раскрыв свои огромные глаза во всю ширь. – Это зависит от того, какое у вас вино.
– Кокур десертный. Сурож. Марочный. Очень вкусный. Не пожалеете. – Вы хотите меня споить? – мягко спросила Зоя. – Почему же споить? Просто немного полакомиться изумительно вкусным вином. – Вы его так разрекламировали,… что я готова согласиться. Хотя это против моих правил – пить не за столом, к тому же с незнакомым мужчиной.
– Кокур десертный. Сурож. Марочный. Очень вкусный. Не пожалеете. – Вы хотите меня споить? – мягко спросила Зоя. – Почему же споить? Просто немного полакомиться изумительно вкусным вином. – Вы его так разрекламировали,… что я готова согласиться. Хотя это против моих правил – пить не за столом, к тому же с незнакомым мужчиной.
Я достал бутылку и стал орудовать штопором своего дорожного ножа. Шпок! – выдернул я пробку. Отерев горлышко салфеткой, я протянул ей бутылку. Начинайте вы. Я потом. – А из чего пить? Прямо из бутылки? – Да, наверное. Ни стакана, ни кружки у меня нет. Может, у вас есть? – Придется вам пить одному. У меня тоже нет. А из горлышка я не пью. Я же не алкоголичка какая-нибудь. – Причем здесь алкоголичка? За неимением гербовой пишут на простой, как говорила моя покойная бабушка. – Аргументация вашей бабушки безукоризненна, но здесь неуместна. Нет, Гена, я не буду пить из горлышка. Она отстранила бутылку и мягко улыбнулась, не возмущаясь и не осуждая меня. Я заткнул бутылку и поставил в сумку. – А если я достану стаканы, будете пить? – Тогда буду.
Я достал бутылку и стал орудовать штопором своего дорожного ножа. Шпок! – выдернул я пробку. Отерев горлышко салфеткой, я протянул ей бутылку. Начинайте вы. Я потом. – А из чего пить? Прямо из бутылки? – Да, наверное. Ни стакана, ни кружки у меня нет. Может, у вас есть? – Придется вам пить одному. У меня тоже нет. А из горлышка я не пью. Я же не алкоголичка какая-нибудь. – Причем здесь алкоголичка? За неимением гербовой пишут на простой, как говорила моя покойная бабушка. – Аргументация вашей бабушки безукоризненна, но здесь неуместна. Нет, Гена, я не буду пить из горлышка. Она отстранила бутылку и мягко улыбнулась, не возмущаясь и не осуждая меня. Я заткнул бутылку и поставил в сумку. – А если я достану стаканы, будете пить? – Тогда буду.
Зоя произнесла эти слова, кокетливо глядя на меня, и прикрывая нижнюю половину лица прядью своих роскошных волос, как таджичка яшмаком. Аромат ее дыхания будоражил мои эмоции, и я к ее руке плотно прижал свою по всей длине. Зоя не отстранялась, но вопросительно смотрела на меня. Не желая испортить складывающихся отношений, я немного отодвинулся, но время от времени, как бы невзначай, все же нежно касался ее руки, бедра, талии. – Где вы работаете, Зоя? – Я работаю в Госинспекции. – В Госсанинспекции? – Нет, в Госинспекции. – Что это за инспекция? Чем занимается? – Я осуществляю надзор за соответствием продукции установленным стандартам. – Какой продукции? – Экспортной продукции, выпускаемой некоторыми из наших заводов. – Понятия не имею, что у вас за работа. Что вы закончили? – Инженерно-экономический институт. А кем работаете вы? – Я преподаватель. Учу студентов. – Геннадий, а что вы преподаете? – Радиоэлектронные науки. – Понятно. Приемники, магнитофоны, телевизоры. Верно? – Не совсем. Я теоретик. Читаю теорию импульсных устройств и систем, передачу информации в оцифрованном виде и тому подобное. – Ой, это для меня пустой звук. Вы очень образованы. – Вы не меньше. И вообще вы очень умная девушка. Кстати, вы замужем? – Была. Но развелась. Это очень больно, но жить было невозможно. – Почему? – Меня заедала свекровь. Она хотела, чтобы я переучилась на врача. А медицина меня – ну никак не привлекала. Я терпеть не могу крови, гноя, стонов и прочего. А экономика – это моя стихия. Я купаюсь в ней, наслаждаюсь ею. – Странно. А вы что, не могли от нее уйти и жить своей семьей? – Ну, она и так все подозревала меня в изменах ее сыночку. Хотела, чтобы я возле нее работала, была у нее на глазах. А то – вдруг уйти из-под ее опеки! – она засмеялась. – С нею бы, наверное, инфаркт случился! – А муж? Кем он был?
Зоя произнесла эти слова, кокетливо глядя на меня, и прикрывая нижнюю половину лица прядью своих роскошных волос, как таджичка яшмаком. Аромат ее дыхания будоражил мои эмоции, и я к ее руке плотно прижал свою по всей длине. Зоя не отстранялась, но вопросительно смотрела на меня. Не желая испортить складывающихся отношений, я немного отодвинулся, но время от времени, как бы невзначай, все же нежно касался ее руки, бедра, талии. – Где вы работаете, Зоя? – Я работаю в Госинспекции. – В Госсанинспекции? – Нет, в Госинспекции. – Что это за инспекция? Чем занимается? – Я осуществляю надзор за соответствием продукции установленным стандартам. – Какой продукции? – Экспортной продукции, выпускаемой некоторыми из наших заводов. – Понятия не имею, что у вас за работа. Что вы закончили? – Инженерно-экономический институт. А кем работаете вы? – Я преподаватель. Учу студентов. – Геннадий, а что вы преподаете? – Радиоэлектронные науки. – Понятно. Приемники, магнитофоны, телевизоры. Верно? – Не совсем. Я теоретик. Читаю теорию импульсных устройств и систем, передачу информации в оцифрованном виде и тому подобное. – Ой, это для меня пустой звук. Вы очень образованы. – Вы не меньше. И вообще вы очень умная девушка. Кстати, вы замужем? – Была. Но развелась. Это очень больно, но жить было невозможно. – Почему? – Меня заедала свекровь. Она хотела, чтобы я переучилась на врача. А медицина меня – ну никак не привлекала. Я терпеть не могу крови, гноя, стонов и прочего. А экономика – это моя стихия. Я купаюсь в ней, наслаждаюсь ею. – Странно. А вы что, не могли от нее уйти и жить своей семьей? – Ну, она и так все подозревала меня в изменах ее сыночку. Хотела, чтобы я возле нее работала, была у нее на глазах. А то – вдруг уйти из-под ее опеки! – она засмеялась. – С нею бы, наверное, инфаркт случился! – А муж? Кем он был?
– Он был военно-морским врачом. Все время в море. А его мамочка блюла мою нравственность. Это было так унизительно! Ведь я любила его, а она со своими подозрениями! У нас, говорит, в семье все врачи. Ты тоже пойдешь в медицинский. Я помогу. Я говорю – никогда. Я уже имею специальность, и она мне нравится. Тогда, говорит, ты у нас не приживешься. И я не прижилась. Мы жили во Владивостоке. Там у меня не было никого, ни одного близкого человека! – Но ведь муж любил вас? Он-то как реагировал? – Любил. На этом она и сыграла. Распалила его ревность, раздула, как огонь в печи! Говорила, что я шляюсь, когда он в море. А я была чиста перед ним, как Богородица. Клянусь вам! – И он в это поверил? – Поверил! Она для этого сделала все! И жену ему подыскала. Страшненькую такую, чтобы не гуляла, мол. В медицинский ее определила. А я уехала. Здесь мне помогли устроиться по специальности. Вот, работаю. – Все еще любите его?
– Он был военно-морским врачом. Все время в море. А его мамочка блюла мою нравственность. Это было так унизительно! Ведь я любила его, а она со своими подозрениями! У нас, говорит, в семье все врачи. Ты тоже пойдешь в медицинский. Я помогу. Я говорю – никогда. Я уже имею специальность, и она мне нравится. Тогда, говорит, ты у нас не приживешься. И я не прижилась. Мы жили во Владивостоке. Там у меня не было никого, ни одного близкого человека! – Но ведь муж любил вас? Он-то как реагировал? – Любил. На этом она и сыграла. Распалила его ревность, раздула, как огонь в печи! Говорила, что я шляюсь, когда он в море. А я была чиста перед ним, как Богородица. Клянусь вам! – И он в это поверил? – Поверил! Она для этого сделала все! И жену ему подыскала. Страшненькую такую, чтобы не гуляла, мол. В медицинский ее определила. А я уехала. Здесь мне помогли устроиться по специальности. Вот, работаю. – Все еще любите его?
– Теперь нет. Прошло. Смотрите. Мы к станции подъезжаем. Водитель остановил автобус и объявил: – Далеко не отходите. Стоим десять минут. Я тут же направился в буфет. У стойки одиноко дремала буфетчица. – Вы можете мне продать два стаканчика? – Два стаканчика – чего? – Без ничего. Нам пить хочется, а не из чего. – Стаканами не торгуем, – ответила она. Но по ней было видно, что если хорошенько попросить – продаст. Я положил на стойку два рубля и взял два граненых стакана. В то время такой стакан стоил пять копеек. И продавались они буквально на каждом углу. Буфетчица смотрела и криво улыбалась. – Спасибо, – поблагодарил я.
– Теперь нет. Прошло. Смотрите. Мы к станции подъезжаем. Водитель остановил автобус и объявил: – Далеко не отходите. Стоим десять минут. Я тут же направился в буфет. У стойки одиноко дремала буфетчица. – Вы можете мне продать два стаканчика? – Два стаканчика – чего? – Без ничего. Нам пить хочется, а не из чего. – Стаканами не торгуем, – ответила она. Но по ней было видно, что если хорошенько попросить – продаст. Я положил на стойку два рубля и взял два граненых стакана. В то время такой стакан стоил пять копеек. И продавались они буквально на каждом углу. Буфетчица смотрела и криво улыбалась. – Спасибо, – поблагодарил я.
– На здоровьице. Смотрите, только не пейте много в дороге! Можно и не доехать! – смеялась она вслед. – Постараюсь. Еще раз спасибо! У входа в автобус меня встретила улыбающаяся Зоя. – Вот, теперь не откажетесь от кокура? – я показал ей стаканы. – Конечно же, нет. Я говорила уже. Положите ваши стаканы на сиденье и выйдите сюда, пожалуйста. У меня к вам просьба. Несколько необычная. Я положил стаканы и вышел. Она взяла меня за локоть и повела по направлению к темному скверику за зданием автовокзала. – Понимаете, Гена… Мне нужно в туалет… А в общественный я боюсь заходить. Там темно и, конечно же, грязно. Вы не согласитесь постоять здесь неподалеку, пока я схожу под кустик. Только не отходите – стойте так, чтобы я вас видела. Хорошо? – Конечно. Идите. – Отвернитесь, пожалуйста, а то мне неудобно. – Ну, разумеется.
– На здоровьице. Смотрите, только не пейте много в дороге! Можно и не доехать! – смеялась она вслед. – Постараюсь. Еще раз спасибо! У входа в автобус меня встретила улыбающаяся Зоя. – Вот, теперь не откажетесь от кокура? – я показал ей стаканы. – Конечно же, нет. Я говорила уже. Положите ваши стаканы на сиденье и выйдите сюда, пожалуйста. У меня к вам просьба. Несколько необычная. Я положил стаканы и вышел. Она взяла меня за локоть и повела по направлению к темному скверику за зданием автовокзала. – Понимаете, Гена… Мне нужно в туалет… А в общественный я боюсь заходить. Там темно и, конечно же, грязно. Вы не согласитесь постоять здесь неподалеку, пока я схожу под кустик. Только не отходите – стойте так, чтобы я вас видела. Хорошо? – Конечно. Идите. – Отвернитесь, пожалуйста, а то мне неудобно. – Ну, разумеется.
Я отвернулся. Но стояла такая тишина, что мне было слышно, как она резким движением спустила джинсы, а потом зажурчал тихий ручеек. Искоса я видел, как тяжелый колокол ее белых волос взметнулся над кустарником, потом снова встрепенулся, когда она поправила прическу, и поплыл в мою сторону. – Спасибо, Гена. Извините, что так получилось. Но мне было невмоготу. Теперь можно ехать дальше. Пойдем. – Простите, но и мне, кажется, тоже понадобилось, – смущенно сказал я. – Возвращайтесь в автобус, а я сейчас.
Я отвернулся. Но стояла такая тишина, что мне было слышно, как она резким движением спустила джинсы, а потом зажурчал тихий ручеек. Искоса я видел, как тяжелый колокол ее белых волос взметнулся над кустарником, потом снова встрепенулся, когда она поправила прическу, и поплыл в мою сторону. – Спасибо, Гена. Извините, что так получилось. Но мне было невмоготу. Теперь можно ехать дальше. Пойдем. – Простите, но и мне, кажется, тоже понадобилось, – смущенно сказал я. – Возвращайтесь в автобус, а я сейчас.
– Я боюсь возвращаться по темну одна. Идите – я подожду вас здесь. Обменяемся, так сказать, ролями, – она улыбнулась открыто и нежно. Я пошел в кустарник и остановился у ближайшего дерева. От аромата и звуков летней ночи, знакомства с красивой женщиной, ее близости, а также столь необычного и доверчивого поведения я слегка захмелел. К тому же я предвкушал предстоящий ужин с высококлассным марочным вином в ее обществе и общение в экстраординарных условиях. Через полминуты я вернулся к ожидавшей меня Зое. Она смущенно прикрывала жмутом своих роскошных волос нижнюю часть лица, но глаза ее недвусмысленно улыбались, временами ныряя куда-то вниз. Войдя в автобус, я тут же достал свой запас продовольствия – пару яблок, кусок колбасы, сыр, яйца, вареные вкрутую, огурцы и несколько конфет. Зоя приобщила кусок курицы, пару помидор и пачку печенья. – С таким запасом можно хоть на северный полюс, – пошутила Зоя. – И до Бердянска не хватит, – возразил я и протянул ей стакан. Автобус тронулся. Я достал уже откупоренную бутылку и налил в стаканы до четверти объема. – Чтобы не расплескалось, – оправдывался я. – Ладно-ладно! Небось жалко стало, – игривым тоном отвечала Зоя. – За что пьем? – За знакомство! – За знакомство! Зоя отпила несколько глотков:
– Я боюсь возвращаться по темну одна. Идите – я подожду вас здесь. Обменяемся, так сказать, ролями, – она улыбнулась открыто и нежно. Я пошел в кустарник и остановился у ближайшего дерева. От аромата и звуков летней ночи, знакомства с красивой женщиной, ее близости, а также столь необычного и доверчивого поведения я слегка захмелел. К тому же я предвкушал предстоящий ужин с высококлассным марочным вином в ее обществе и общение в экстраординарных условиях. Через полминуты я вернулся к ожидавшей меня Зое. Она смущенно прикрывала жмутом своих роскошных волос нижнюю часть лица, но глаза ее недвусмысленно улыбались, временами ныряя куда-то вниз. Войдя в автобус, я тут же достал свой запас продовольствия – пару яблок, кусок колбасы, сыр, яйца, вареные вкрутую, огурцы и несколько конфет. Зоя приобщила кусок курицы, пару помидор и пачку печенья. – С таким запасом можно хоть на северный полюс, – пошутила Зоя. – И до Бердянска не хватит, – возразил я и протянул ей стакан. Автобус тронулся. Я достал уже откупоренную бутылку и налил в стаканы до четверти объема. – Чтобы не расплескалось, – оправдывался я. – Ладно-ладно! Небось жалко стало, – игривым тоном отвечала Зоя. – За что пьем? – За знакомство! – За знакомство! Зоя отпила несколько глотков:
– Какая вкуснятина! – она закатила глаза и залпом допила все, что осталось. В бутылке оставалось уже не более четверти, когда Зоя, хохоча, произнесла страстным шепотом: – Все!… Я так опьянела!… Больше не хочу… Лучше потом. Теперь вы о себе расскажите. А то как разведчик! – она снова захохотала. – Только расспрашиваете да слушаете… Неверными …движениями Зоя сложила в пакет то, что осталось от нашего ужина и снова рассмеялась. – Ой! Я говорю глупости, да? Ха-ха-ха! – Никакие не глупости. Мне очень даже приятно с вами. – Мне тоже. Так вы о себе расскажете? Или будете продолжать увиливать? Она обхватила мою руку и, откинувшись, посмотрела мне в лицо. Новая волна возбуждения нахлынула на меня, и я, опасаясь, что потеряю над собой контроль и натворю глупостей, чтобы отвлечься, начал рассказывать о себе.
– Какая вкуснятина! – она закатила глаза и залпом допила все, что осталось. В бутылке оставалось уже не более четверти, когда Зоя, хохоча, произнесла страстным шепотом: – Все!… Я так опьянела!… Больше не хочу… Лучше потом. Теперь вы о себе расскажите. А то как разведчик! – она снова захохотала. – Только расспрашиваете да слушаете… Неверными …движениями Зоя сложила в пакет то, что осталось от нашего ужина и снова рассмеялась. – Ой! Я говорю глупости, да? Ха-ха-ха! – Никакие не глупости. Мне очень даже приятно с вами. – Мне тоже. Так вы о себе расскажете? Или будете продолжать увиливать? Она обхватила мою руку и, откинувшись, посмотрела мне в лицо. Новая волна возбуждения нахлынула на меня, и я, опасаясь, что потеряю над собой контроль и натворю глупостей, чтобы отвлечься, начал рассказывать о себе.
– Я уже говорил, что работаю преподавателем, преподаю науки из области теоретической радиоэлектроники. – Нет, про работу пока достаточно… О личной жизни расскажите. Как я вам… Только честно! Каждое свое слово Зоя сопровождала тихим смехом, так располагавшим меня к интиму. – Я женат. Двое детей. – Мальчики? – Да. – Сколько лет? – Тринадцать и восемь. – Жаль… – Что жаль? – Что вы – семейный человек… Вы такой… такой… – Зоя снова расхохоталась. – Какой именно? – допытывался я. – Такой, какие мне нравятся! Ха-ха-ха-ха! Простите за прямоту. Я такая пьяная! Ужас… Она вцепилась в мою руку и прижалась к ней грудью. Ощутив ее мягкое, нежное и теплое прикосновение, я вздрогнул и, уже не владея собой, обнял Зою за талию и привлек к себе. Она смотрела мне в глаза и глубоко дышала. Я впился губами в ее полуоткрытый рот, а она конвульсивно забилась в моих объятиях. – М-м-м… – простонала она.– Тише… люди рядом! – Ну и пусть… мне так хорошо… Поцелуй еще… Я одним движением подхватил ее и усадил к себе на колени. Меня удивила ее легкость. Она обняла меня за шею, а я снова присосался к ее влажным губам, широким и пухлым. Моя рука сама по себе скользила по ее голой талии, поднималась все выше и, наконец, в ней оказалась ее упругая грудь. Я нежно сжал ее, и Зоя опять издала тихий, но проникающий в самое сердце стон: – М-м-м…
– Я уже говорил, что работаю преподавателем, преподаю науки из области теоретической радиоэлектроники. – Нет, про работу пока достаточно… О личной жизни расскажите. Как я вам… Только честно! Каждое свое слово Зоя сопровождала тихим смехом, так располагавшим меня к интиму. – Я женат. Двое детей. – Мальчики? – Да. – Сколько лет? – Тринадцать и восемь. – Жаль… – Что жаль? – Что вы – семейный человек… Вы такой… такой… – Зоя снова расхохоталась. – Какой именно? – допытывался я. – Такой, какие мне нравятся! Ха-ха-ха-ха! Простите за прямоту. Я такая пьяная! Ужас… Она вцепилась в мою руку и прижалась к ней грудью. Ощутив ее мягкое, нежное и теплое прикосновение, я вздрогнул и, уже не владея собой, обнял Зою за талию и привлек к себе. Она смотрела мне в глаза и глубоко дышала. Я впился губами в ее полуоткрытый рот, а она конвульсивно забилась в моих объятиях. – М-м-м… – простонала она.– Тише… люди рядом! – Ну и пусть… мне так хорошо… Поцелуй еще… Я одним движением подхватил ее и усадил к себе на колени. Меня удивила ее легкость. Она обняла меня за шею, а я снова присосался к ее влажным губам, широким и пухлым. Моя рука сама по себе скользила по ее голой талии, поднималась все выше и, наконец, в ней оказалась ее упругая грудь. Я нежно сжал ее, и Зоя опять издала тихий, но проникающий в самое сердце стон: – М-м-м…
Когда Зоя слегка ослабила объятия, я расстегнул единственную пуговицу на ее блузке, потом развязал узел, и она раскрылась передо мной, маня голым телом и необыкновенным, ни с чем не сравнимым ароматом. Легким, ласковым движением я высвободил одну тяжелую, налитую грудь и стал покрывать поцелуями. Напряженный сосок, такой толстый и длинный, возбуждал меня до безумия. Пытаясь расстегнуть лифчик, я нервно теребил застежку за ее спиной, но она никак не поддавалась. – Подожди… Я сама… А то порвешь… Зоя опять сексуально засмеялась. Одним движением она расстегнула лифчик и снова со страстным стоном приникла ко мне. Теперь я ласкал обе ее груди. Я сжимал их, играл ими, щепотью хватал упругие соски и целовал, целовал, целовал… Мне казалось, что таких грудей нет больше ни у кого во всем мире. Я, во всяком случае, еще не знал ничего подобного. Мы изнемогали от истомы, но дальше этих ласк дело не шло.
Когда Зоя слегка ослабила объятия, я расстегнул единственную пуговицу на ее блузке, потом развязал узел, и она раскрылась передо мной, маня голым телом и необыкновенным, ни с чем не сравнимым ароматом. Легким, ласковым движением я высвободил одну тяжелую, налитую грудь и стал покрывать поцелуями. Напряженный сосок, такой толстый и длинный, возбуждал меня до безумия. Пытаясь расстегнуть лифчик, я нервно теребил застежку за ее спиной, но она никак не поддавалась. – Подожди… Я сама… А то порвешь… Зоя опять сексуально засмеялась. Одним движением она расстегнула лифчик и снова со страстным стоном приникла ко мне. Теперь я ласкал обе ее груди. Я сжимал их, играл ими, щепотью хватал упругие соски и целовал, целовал, целовал… Мне казалось, что таких грудей нет больше ни у кого во всем мире. Я, во всяком случае, еще не знал ничего подобного. Мы изнемогали от истомы, но дальше этих ласк дело не шло.
– Пойдем на заднее сиденье!… Там никого нет… – шептал я. – Нет, – она замотала головой, – я не могу… Люди все видят… Если мы еще увидимся… Охваченный новым приливом страсти, я начал расстегивать ее джинсы. – Что ты делаешь?… Остановись… Здесь люди… Могут свет включить! Но моя рука была уже внутри ее джинсов и гладила все, до чего могла добраться. Последним препятствием был тонкий шелк ее трусиков. Я ощутил под нею заветную щель и стал водить по ней пальцами, чувствуя, как она мокреет от моих прикосновений. И это пробуждало во мне лавину неистовых желаний. Зоя застонала: – Прекрати… Не надо… Слышишь?…Убери руку… Пожалуйста… Я прошу тебя!… Но физического сопротивления она не оказывала. И я, не слушая ее мольб, подчиняясь одному лишь природному инстинкту, просунул руку под трусики. Мои пальцы погрузились в густой пучок жестких волос. Таких же, как на ее голове. «Интересно, они тоже белые»? – думал я и, медленно двигая пальцами, проникал все глубже и глубже. – Ой… Что я себе позволяю?… Дура!… Боже мой… Не надо!… Она скрестила ноги, но мои пальцы уже раздвигали губки ее срамной щели. Я нащупал ее клитор, скользкий, мясистый и упругий и стал нежно двигать на нем подвижную кожицу, совершая пальцем осторожные круговые движения. – А!… Что ты делаешь?!… Боже! Как я могла такое допустить! Ее бедра непроизвольно раздвинулись, и моя рука получила свободный доступ к мягким, нежным и таким чувствительным бархатным губкам-лепесткам. Влага жизни просто хлынула из нее. Я снова коснулся головки клитора и начал нежно, но страстно ласкать его круговыми движениями, постепенно ускоряя темп. – Что ты делаешь?!… Я ведь кончу! Ой! О-о-ой!… Кончаю!… Кончаю!… Кончаю-у-у-у!… – шептала она мне на ухо и билась в судорогах оргазма. Она обмякла. Ее голова бессильно опустилась мне на грудь. Зоя нежно поцеловала меня в шею и почему-то заплакала. Я поправил ее волосы и попытался заглянуть в ее лицо. Но она продолжала плакать, пряча его от меня. – Зоечка, милая! Ну не надо плакать. Все было так хорошо!
– Пойдем на заднее сиденье!… Там никого нет… – шептал я. – Нет, – она замотала головой, – я не могу… Люди все видят… Если мы еще увидимся… Охваченный новым приливом страсти, я начал расстегивать ее джинсы. – Что ты делаешь?… Остановись… Здесь люди… Могут свет включить! Но моя рука была уже внутри ее джинсов и гладила все, до чего могла добраться. Последним препятствием был тонкий шелк ее трусиков. Я ощутил под нею заветную щель и стал водить по ней пальцами, чувствуя, как она мокреет от моих прикосновений. И это пробуждало во мне лавину неистовых желаний. Зоя застонала: – Прекрати… Не надо… Слышишь?…Убери руку… Пожалуйста… Я прошу тебя!… Но физического сопротивления она не оказывала. И я, не слушая ее мольб, подчиняясь одному лишь природному инстинкту, просунул руку под трусики. Мои пальцы погрузились в густой пучок жестких волос. Таких же, как на ее голове. «Интересно, они тоже белые»? – думал я и, медленно двигая пальцами, проникал все глубже и глубже. – Ой… Что я себе позволяю?… Дура!… Боже мой… Не надо!… Она скрестила ноги, но мои пальцы уже раздвигали губки ее срамной щели. Я нащупал ее клитор, скользкий, мясистый и упругий и стал нежно двигать на нем подвижную кожицу, совершая пальцем осторожные круговые движения. – А!… Что ты делаешь?!… Боже! Как я могла такое допустить! Ее бедра непроизвольно раздвинулись, и моя рука получила свободный доступ к мягким, нежным и таким чувствительным бархатным губкам-лепесткам. Влага жизни просто хлынула из нее. Я снова коснулся головки клитора и начал нежно, но страстно ласкать его круговыми движениями, постепенно ускоряя темп. – Что ты делаешь?!… Я ведь кончу! Ой! О-о-ой!… Кончаю!… Кончаю!… Кончаю-у-у-у!… – шептала она мне на ухо и билась в судорогах оргазма. Она обмякла. Ее голова бессильно опустилась мне на грудь. Зоя нежно поцеловала меня в шею и почему-то заплакала. Я поправил ее волосы и попытался заглянуть в ее лицо. Но она продолжала плакать, пряча его от меня. – Зоечка, милая! Ну не надо плакать. Все было так хорошо!
– Я никогда не ожидала, что могу допустить такое! И где? В автобусе! Какой ужас!… Что ты обо мне подумаешь! Пытаясь ее успокоить, я продолжал ласкать ее спину, талию, груди. Ее тело снова напряглось, и она начала целовать меня, сопровождая поцелуи непередаваемыми междометиями. И снова моя рука оказалась у нее в трусиках, лаская вожделенный клитор. – Ай! Ты с ума сошел! Хватит! Я опять опозорюсь!… Кончу!… – Какой он у тебя большой! Твердый! Прелесть! – Не понимаю, тебе что от этого?… А-а-а!… Большой или маленький!… Какая тебе разница?!… – Я от этого так возбуждаюсь!… Давай! Давай! Кончи еще!… – А-а-а! А-а-а!…Ой, как хорошо!… Ой, как!… Ниже!… Так! Так!… Еще!… Кончаю! О-о-о-о!… О-о-о!… А-а-ах!… Кончила… Обмякнув, она погладила мои волосы, плечи, забралась под рубашку, нащупала соски и стала крутить их между пальцами, как я ей пару минут тому назад. И я ощутил такой прилив страсти, что сжал ее щеки ладонями и вобрал в себя ее губы, насколько это было возможно. Ее рука робко, но уверенно начала расстегивать мои брюки. Я понял, что она запуталась в моей рубашке и не может добраться туда, куда стремится. Желая помочь ей, я попытался выдернуть рубашку из брюк, но ее рука уже проникла в мои трусы. Зоя осторожно и ласково стала гладить член. Порой она надавливала пальцем у его основания, и он становился еще крепче и подпрыгивал, как вспугнутый зверек. Я расстегнул ремень и чуть привстал, а Зоя освободила мой член и начала играть им уже на свободе. Она страстно перебирала яйца, сжимала их по очереди, но мне не было больно. Только яростно нарастало возбуждение.
– Я никогда не ожидала, что могу допустить такое! И где? В автобусе! Какой ужас!… Что ты обо мне подумаешь! Пытаясь ее успокоить, я продолжал ласкать ее спину, талию, груди. Ее тело снова напряглось, и она начала целовать меня, сопровождая поцелуи непередаваемыми междометиями. И снова моя рука оказалась у нее в трусиках, лаская вожделенный клитор. – Ай! Ты с ума сошел! Хватит! Я опять опозорюсь!… Кончу!… – Какой он у тебя большой! Твердый! Прелесть! – Не понимаю, тебе что от этого?… А-а-а!… Большой или маленький!… Какая тебе разница?!… – Я от этого так возбуждаюсь!… Давай! Давай! Кончи еще!… – А-а-а! А-а-а!…Ой, как хорошо!… Ой, как!… Ниже!… Так! Так!… Еще!… Кончаю! О-о-о-о!… О-о-о!… А-а-ах!… Кончила… Обмякнув, она погладила мои волосы, плечи, забралась под рубашку, нащупала соски и стала крутить их между пальцами, как я ей пару минут тому назад. И я ощутил такой прилив страсти, что сжал ее щеки ладонями и вобрал в себя ее губы, насколько это было возможно. Ее рука робко, но уверенно начала расстегивать мои брюки. Я понял, что она запуталась в моей рубашке и не может добраться туда, куда стремится. Желая помочь ей, я попытался выдернуть рубашку из брюк, но ее рука уже проникла в мои трусы. Зоя осторожно и ласково стала гладить член. Порой она надавливала пальцем у его основания, и он становился еще крепче и подпрыгивал, как вспугнутый зверек. Я расстегнул ремень и чуть привстал, а Зоя освободила мой член и начала играть им уже на свободе. Она страстно перебирала яйца, сжимала их по очереди, но мне не было больно. Только яростно нарастало возбуждение.
Зоя оттянула назад кожицу члена и обнажила головку. Она сделала это так нежно и ласково, что я весь затрепетал от наслаждения. Подушечками пальцев она начала гладить голую поверхность головки, распаляя во мне желание до крайности, до предела. – Как приятно… – простонал я. Мои ноги вытянулись и невероятно напряглись. А Зоя, не помня себя, нежно охватила член рукой и начала, чуть постанывая, двигать кожицу. Когда ее рука доходила до основания члена, обнажая до края головку и натягивая уздечку, я испытывал высшее блаженство, а едва она снова прятала головку, мне хотелось, чтобы она опять натянула кожицу до предела. И Зоя тут же делала это, словно читая мои мысли. Возбуждение достигло кульминации, и я почувствовал, что еще пара таких ласкающих движений, и я, окончательно утратив над собой контроль, фонтаном спермы залью свою одежду и все, что есть вокруг меня. – Стой… – тихо зарычал я, – а то… з-з-замараю все!!! – Сейчас, – прошептала она в экстазе, – посиди так секундочку!
Зоя оттянула назад кожицу члена и обнажила головку. Она сделала это так нежно и ласково, что я весь затрепетал от наслаждения. Подушечками пальцев она начала гладить голую поверхность головки, распаляя во мне желание до крайности, до предела. – Как приятно… – простонал я. Мои ноги вытянулись и невероятно напряглись. А Зоя, не помня себя, нежно охватила член рукой и начала, чуть постанывая, двигать кожицу. Когда ее рука доходила до основания члена, обнажая до края головку и натягивая уздечку, я испытывал высшее блаженство, а едва она снова прятала головку, мне хотелось, чтобы она опять натянула кожицу до предела. И Зоя тут же делала это, словно читая мои мысли. Возбуждение достигло кульминации, и я почувствовал, что еще пара таких ласкающих движений, и я, окончательно утратив над собой контроль, фонтаном спермы залью свою одежду и все, что есть вокруг меня. – Стой… – тихо зарычал я, – а то… з-з-замараю все!!! – Сейчас, – прошептала она в экстазе, – посиди так секундочку!
Зоя торопливо расстегнула сумочку и достала мягкую белоснежную салфетку. Она снова схватила мой член …и, накинув на него салфетку, возобновила прежние ласки – стала нежно двигать кожицу члена, страстно дыша. А другой рукой она нащупала мой сосок и начала крутить его между пальцами. Все мое тело свело неистовой судорогой, и я едва не закричал. Но я только выдохнул ей в самое ухо: – Я кончаю! Ой! Ой! Кончаю! Кончаю! Кончаю! Это был не просто оргазм, а какой-то супероргазм. Я метался на сидении, бился в конвульсиях, а она все ласкала и ласкала меня своей неистовой лаской. Но постепенно кульминация спала. И мне почему-то сделалось невероятно стыдно перед этой замечательной девушкой, отдавшей мне такую порцию ласки, какую ни от какой иной женщины я не получал и за неделю. Зоя протерла салфеткой вокруг моего члена, выбросила ее в окно и достала вторую. Тщательно вытирая остатки моей влаги жизни, она посмотрела мне в лицо и игриво улыбнулась. – Ты как вулкан. Я прикрывала, как могла. Но там у тебя намокло все. – А брюки? Снаружи? – Они были приспущены.
Зоя торопливо расстегнула сумочку и достала мягкую белоснежную салфетку. Она снова схватила мой член …и, накинув на него салфетку, возобновила прежние ласки – стала нежно двигать кожицу члена, страстно дыша. А другой рукой она нащупала мой сосок и начала крутить его между пальцами. Все мое тело свело неистовой судорогой, и я едва не закричал. Но я только выдохнул ей в самое ухо: – Я кончаю! Ой! Ой! Кончаю! Кончаю! Кончаю! Это был не просто оргазм, а какой-то супероргазм. Я метался на сидении, бился в конвульсиях, а она все ласкала и ласкала меня своей неистовой лаской. Но постепенно кульминация спала. И мне почему-то сделалось невероятно стыдно перед этой замечательной девушкой, отдавшей мне такую порцию ласки, какую ни от какой иной женщины я не получал и за неделю. Зоя протерла салфеткой вокруг моего члена, выбросила ее в окно и достала вторую. Тщательно вытирая остатки моей влаги жизни, она посмотрела мне в лицо и игриво улыбнулась. – Ты как вулкан. Я прикрывала, как могла. Но там у тебя намокло все. – А брюки? Снаружи? – Они были приспущены.
– Я следила, как могла. Думаю, что все в порядке. Если что – замоем. У меня есть бутылка минеральной воды. – Когда рассветет – посмотрим. Ты это делала необыкновенно! Ты была само совершенство. Предугадывала все мои желания. – Ты тоже был так нежен и страстен! Ты абсолютно все делал, как надо. Ты даже руку кладешь, как надо, и гладишь так приятно и нежно! Так возбуждающе! Никто меня еще так не раскрывал в сексе, как ты. Правда, и мужчин у меня было всего ничего. Мой муж, мой жених Леша, да ты вот. От ее слов, ласковых прикосновений салфеткой, аромата духов и дыхания мой член снова затвердел. Я привлек ее к себе, а она обхватила его колечком и, бесстыдно глядя мне в глаза, страстно задвигала кожицу. – Насколько я поняла, он опять меня просит… – прошептала она, продолжая свои жгучие, огненные ласки. И снова прежняя круговерть, и снова супероргазм, и снова легкое чувство стыда и неловкости. В конце концов, мы обессилели. Приведя себя в порядок, мы ехали молча, держась за руки. – Зоечка, ты бы блузку застегнула. А то уснешь так, а уже начинает светать. – Да мне плевать. Это я для тебя так сижу. – Спасибо, милая, – я привлек ее к себе. Она приникла ко мне в бессильной нежности и легкими прикосновениями обласкала все мое тело. – Гена, а вино еще осталось? – Да, есть кое-что. – Допьем? – Допьем! Ты у меня сама как вино. Такая красивая! – Я знаю. – Спасибо.
– Я следила, как могла. Думаю, что все в порядке. Если что – замоем. У меня есть бутылка минеральной воды. – Когда рассветет – посмотрим. Ты это делала необыкновенно! Ты была само совершенство. Предугадывала все мои желания. – Ты тоже был так нежен и страстен! Ты абсолютно все делал, как надо. Ты даже руку кладешь, как надо, и гладишь так приятно и нежно! Так возбуждающе! Никто меня еще так не раскрывал в сексе, как ты. Правда, и мужчин у меня было всего ничего. Мой муж, мой жених Леша, да ты вот. От ее слов, ласковых прикосновений салфеткой, аромата духов и дыхания мой член снова затвердел. Я привлек ее к себе, а она обхватила его колечком и, бесстыдно глядя мне в глаза, страстно задвигала кожицу. – Насколько я поняла, он опять меня просит… – прошептала она, продолжая свои жгучие, огненные ласки. И снова прежняя круговерть, и снова супероргазм, и снова легкое чувство стыда и неловкости. В конце концов, мы обессилели. Приведя себя в порядок, мы ехали молча, держась за руки. – Зоечка, ты бы блузку застегнула. А то уснешь так, а уже начинает светать. – Да мне плевать. Это я для тебя так сижу. – Спасибо, милая, – я привлек ее к себе. Она приникла ко мне в бессильной нежности и легкими прикосновениями обласкала все мое тело. – Гена, а вино еще осталось? – Да, есть кое-что. – Допьем? – Допьем! Ты у меня сама как вино. Такая красивая! – Я знаю. – Спасибо.
Я достал вино и откупорил бутылку. – На, подержи. Сейчас стаканы найду. – Не надо. Давай так. – Ты же сказала, что из бутылки не пьешь. – Если я дошла уже до того, что творю такое в автобусе с мужчиной, которого в первый раз в жизни вижу, то оттого, что я выпью из горлышка, я вряд ли паду ниже, – она улыбнулась как-то по-особому – грустно, нежно и ласково. – Что за вздор? Ты такая нежная. Ты мне просто Богом в подарок послана. Как ангел во плоти. Мы отпили по глотку. Потом еще. Затем снова. Пустую бутылку я выбросил в окно. Мы захмелели. Зоя нежно склонила голову ко мне на грудь. Я поцеловал ее буйные волосы и зарылся в них всем лицом. Коснувшись ее щеки, я ощутил, что она мокрая. Зоя плакала.
Я достал вино и откупорил бутылку. – На, подержи. Сейчас стаканы найду. – Не надо. Давай так. – Ты же сказала, что из бутылки не пьешь. – Если я дошла уже до того, что творю такое в автобусе с мужчиной, которого в первый раз в жизни вижу, то оттого, что я выпью из горлышка, я вряд ли паду ниже, – она улыбнулась как-то по-особому – грустно, нежно и ласково. – Что за вздор? Ты такая нежная. Ты мне просто Богом в подарок послана. Как ангел во плоти. Мы отпили по глотку. Потом еще. Затем снова. Пустую бутылку я выбросил в окно. Мы захмелели. Зоя нежно склонила голову ко мне на грудь. Я поцеловал ее буйные волосы и зарылся в них всем лицом. Коснувшись ее щеки, я ощутил, что она мокрая. Зоя плакала.
– Зоечка, не плачь! – Я покрывал ее лицо, шею, грудь поцелуями. – Зоечка! Перестань, пожалуйста. Прошу тебя… Милая… – Ну почему все так выходит?!… – Она задыхалась от слез. – Почему ты женат?!… Почему у тебя дети?!… Ведь ты только один такой на свете! Я знаю, чувствую это! – Перестань, Зоечка! Мы будем видеться. Я хочу ласкать тебя в постели! Я хочу спать с тобой. Я хочу, алчу большей близости с тобой! Давай уже в Бердянске увидимся! – Увидимся. Конечно. Я не смогу иначе! Сейчас я чувствовала себя игрушкой в руках каких-то КОСМИЧЕСКМХ сил! Такого я не испытаю больше ни с кем… Я знаю… Но ты будешь не моим! Ты… принадлежишь не мне!… А я хочу, чтобы ты был моим и только моим! И больше ничьим!… Я не хочу тебя делить ни с кем! Даже с твоей женой!… Понял? Но я никогда не смогу отнять у детей отца! – Она протерла глаза мягким носовым платочком и посмотрела на меня своими огромными глазищами. – Но я согласна и на роль твоей любовницы тоже. Я не могу отказаться от такого! Сегодня же откажу Алеше! – Зачем тебе ему отказывать? – Я не смогу ему лгать. Вот и сейчас, когда я не могу тебе противиться, меня не покидает такое чувство, будто я ворую! Алеша снял для нас квартиру. Но я к нему не пойду. Остановлюсь пока у знакомой. А ему скажу – все!
– Зоечка, не плачь! – Я покрывал ее лицо, шею, грудь поцелуями. – Зоечка! Перестань, пожалуйста. Прошу тебя… Милая… – Ну почему все так выходит?!… – Она задыхалась от слез. – Почему ты женат?!… Почему у тебя дети?!… Ведь ты только один такой на свете! Я знаю, чувствую это! – Перестань, Зоечка! Мы будем видеться. Я хочу ласкать тебя в постели! Я хочу спать с тобой. Я хочу, алчу большей близости с тобой! Давай уже в Бердянске увидимся! – Увидимся. Конечно. Я не смогу иначе! Сейчас я чувствовала себя игрушкой в руках каких-то КОСМИЧЕСКМХ сил! Такого я не испытаю больше ни с кем… Я знаю… Но ты будешь не моим! Ты… принадлежишь не мне!… А я хочу, чтобы ты был моим и только моим! И больше ничьим!… Я не хочу тебя делить ни с кем! Даже с твоей женой!… Понял? Но я никогда не смогу отнять у детей отца! – Она протерла глаза мягким носовым платочком и посмотрела на меня своими огромными глазищами. – Но я согласна и на роль твоей любовницы тоже. Я не могу отказаться от такого! Сегодня же откажу Алеше! – Зачем тебе ему отказывать? – Я не смогу ему лгать. Вот и сейчас, когда я не могу тебе противиться, меня не покидает такое чувство, будто я ворую! Алеша снял для нас квартиру. Но я к нему не пойду. Остановлюсь пока у знакомой. А ему скажу – все!
– Погоди, Зоечка! Не спеши. Он ведь хороший парень? Верно? – Да, хороший. Но не для меня. Теперь я не смогу с ним. Все. Это уже решено. Не нужно о нем! Зоя легла на сидение и положила голову мне на колени. Пару раз вздохнув, она поправила волосы, а через минуту уже дышала глубоким сладким сонным дыханием. Я откинулся на спинку кресла и тоже начал погружаться в сон. Я вдруг почувствовал, что эта женщина, которая так сладко спит у меня на коленях, уже была. Она была уже тогда, когда я в шестилетнем возрасте тайно целовал под столом Лелечку Рождественскую – дочку теткиной подруги. И тогда, когда я в отсутствие родителей любовался соседской девочкой Неллей, раздевшейся до нага по моей просьбе и демонстрирующей мне свои прелести. Нелля с любопытством разглядывала и трогала все мои части тела, радостно играла ими. А Зоя при этом была. Была она и потом. Была всегда. И есть сейчас. И будет всегда. Я сам ее придумал, всегда мечтал о ней, ждал встречи с нею. И вот, наконец, встретил. Да, это именно она! Я сразу узнал ее. А за окном уже золотилось южное летнее утро. И автобус мчал нас к морю широкой южно-украинской степью, мягко подпрыгивая на неровностях асфальта. 10.02.1992, Донецк
– Погоди, Зоечка! Не спеши. Он ведь хороший парень? Верно? – Да, хороший. Но не для меня. Теперь я не смогу с ним. Все. Это уже решено. Не нужно о нем! Зоя легла на сидение и положила голову мне на колени. Пару раз вздохнув, она поправила волосы, а через минуту уже дышала глубоким сладким сонным дыханием. Я откинулся на спинку кресла и тоже начал погружаться в сон. Я вдруг почувствовал, что эта женщина, которая так сладко спит у меня на коленях, уже была. Она была уже тогда, когда я в шестилетнем возрасте тайно целовал под столом Лелечку Рождественскую – дочку теткиной подруги. И тогда, когда я в отсутствие родителей любовался соседской девочкой Неллей, раздевшейся до нага по моей просьбе и демонстрирующей мне свои прелести. Нелля с любопытством разглядывала и трогала все мои части тела, радостно играла ими. А Зоя при этом была. Была она и потом. Была всегда. И есть сейчас. И будет всегда. Я сам ее придумал, всегда мечтал о ней, ждал встречи с нею. И вот, наконец, встретил. Да, это именно она! Я сразу узнал ее. А за окном уже золотилось южное летнее утро. И автобус мчал нас к морю широкой южно-украинской степью, мягко подпрыгивая на неровностях асфальта. 10.02.1992, Донецк
185
185