У Ингрид был не только иностранный ник. Она вела праздный образ жизни буржуа-рантье, и нигде не работала, если не считать за труды праведные появление на светских и богемных мероприятиях. Тусовалась по выставкам и салонам, предпочитая авангардистов-концептуалистов, мастерила какие-то поделки сама, сдавала их по баснословным ценам в сувенирные лавочки для богатеньких туристов, не особо заботясь о реализации. Прожиточный максимум ей обеспечивал особняк в старой части города, доставшийся в наследство от родителей, – папы, занимавшего солидный пост во время застоя и ранней перестройки, и мамы-искусствоведа, яростной пропагандистки современного арт-хауса, успевшей на склоне лет порадоваться свободе слова поздней перестройки и выпустить пару книжек по любимой тематике. Последние восемнадцать лет особняк сдавался в аренду местному представительству некоего заграничного фонда средней известности, обеспечивая безбедное существование 43-летней (на момент нашего знакомства в 2013 году) Ингрид и ее 17-летнему сыну (кстати, моему тёзке). При необходимости помогал и брат, не промотавший отцовское наследство по казино и девочкам, а выгодно вложивший свою долю «золота партии» в прибыльные зарубежные предприятия и открывший со временем свои, по 1% акций которых он по-родственному оформлял на сестру и племянника.

В то же время, наверняка имея возможность вести более шикарный образ жизни, Ингрид не зарывалась и не нарывалась на неприятности, избегая пускать пыль в глаза своим показным благополучием. Проживала она в скромной 2-комнатной квартире в спальном районе на городской окраине, сын учился хоть и в колледже, но не при Оксфорде или Принстоне, а одном из тех, которые в советскую пору назывались техникумами, и вопрос о том, пойдет ли служить в армию, когда призовут, даже не обсуждался. Конечно, пойдет, мужчина же!

Ингрид отличалась отменным вкусом и чувством прекрасного, унаследованным, видимо, по женской линии. Будучи невысокого роста и довольно полной комплекции, не выделяясь особо тонкими чертами лица и не обладая фигурой, могущей вызвать всеобщее мужское восхищение, она, тем не менее, одевалась, обувалась и подбирала украшения с аксессуарами таким образом, что привлекала внимание не экстравагантностью, а элегантностью, и выглядела всегда гармонично и привлекательно. Во всяком случае, для тех, кто ценит не свежий первачок, сразу бьющий по мозгам, а выдержанное, благородное вино, оттенки вкуса которого раскрываются постепенно. По мужской же линии, от отца партхозаппаратчика старой закалки, Ингрид достались, увы, не самые украшающие женщину качества: безапелляционность в ряде суждений, желание непременно сделать по-своему, идя на уступки крайне редко и неохотно, плюс низкий, с хрипотцой голос, усугубляемый частым курением, пусть даже легких, практически лишенных никотина и смог сигарет.

В общем-то понятно, почему от нее сбежал муж. Понятно и то, что Ингрид, будучи умной тёткой, не стремилась повторно выйти замуж, хотя желающих вкусить сладкой жизни за счет богатой супружницы небось нашлось бы предостаточно. Избегала (с ее слов) и возникновения долговременных отношений, в своей тусовке художников-артистов и критиков-искусствоведов, не отличающихся чрезмерной строгостью нравов, слыла капризной и взбалмошной дамочкой, которую трудно завоевать и легко потерять. Но куда девать кипучий темперамент и бескомпромиссный характер, приучивший хозяйку всегда добиваться желаемого? Вялотекущих романов с утонченным деятелями мира искусств, где партнер чаще ебет не тело, а мозги своей непризнанной гениальностью и сетованиями на косность публики, сопровождаемых пересудами и сплетнями, ей хватило с избытком много лет назад. Засиживаться допоздна по кафе-ресторанам в надежде подцепить загулявшего кавалера? Но как говорили большевики, не надо ждать милостей от природы, наша цель – взять их. Да и своеобразные предпочтения в сексе, давно уже сформировавшиеся, и от которых Ингрид получала максимальное удовольствие в интимной близости, не давали основания полагать, что любой партнер охотно пойдет ей навстречу. Понятно, что Ингрид закономерным и естественным образом оказалась на Мамбе. Впервые – тоже много лет назад.

И вот, накануне моей летней поездки 2013 года в родные края мы пересеклись онлайн. Я написал «привет», она ответила, я вкратце рассказал о себе и известил о намерении вскоре посетить историческую Родину, где хотелось бы освежить впечатления от природных и культурных достопримечательностей и завести приятное знакомство с понимающей женщиной, она в двух словах поведала о себе и сказала «добро пожаловать». На мои попытки разузнать, насколько приятным ожидается знакомство, она посоветовала набраться терпения и дождаться очной встречи, после которой все и прояснится к обоюдному удовольствию. В общем, было понятно, что Ингрид правила игры знает, дебют мы разыграли как по нотам, я надеялся, что остальные фазы – личное знакомство, обольщение-соблазнение, препровождение в нумера и собственно постельная часть – случатся без заминки и в очередной раз ознаменуют торжество той вечной игры между мужчиной и женщиной, где нет проигравших, а выигрывают оба.

Первая заминка случилась со знакомством. Имею в виду, именно личным, потому что созвонился я с ней практически сразу по прибытии, и общались мы по телефону довольно плотно – Ингрид оказалась любительницей поговорить. Казалось бы, в чем проблема? Я в отпуске, она не работает, ткни пальцем в любой день календаря и любое время на часах — и назначай встречу. Ан нет! То у нее какие-то презентации-мероприятия, то я с детьми уже запланировал куда-то наведаться или зван в гости; не будем сбрасывать со счетов и то, что Ингрид знала, на какое число у меня обратный билет и, в отличие от меня, могла не опасаться, что дата убытия наступит, а встреча так и не состоится.

И даже в тот самый день, который мы оба согласовали и торжественно обещали друг другу, что кровь из носу, но обязательно увидимся, ведь оставалось несколько дней до моего отъезда, время свидания пришлось неоднократно переносить. Вначале у нее дома забарахлило что-то из сантехники-электрики, Ингрид вызвала мастера и долго его ждала, и потом еще столько же, пока он не устранит неисправность. Затем с полдороги вернулся сын, у него порвалась обувь. Пока нашли другую пару, подыскали подходящие брюки, пришлось их гладить, и соответственно рубашку тоже. Тоже время. Наконец, подуставшим и слегка взвинченным голосом Ингрид произнесла в трубку:

— Ну вроде как всё, DD! Я в ванную, звони через полчаса, скажу, куда подъехать.

И как отрезало! Ни через полчаса, ни через сорок минут, ни через час и полтора на связь не вышла. Звоню – гудки идут, трубку не берет, на смс-ки не отвечает. Блин, да что случилось? Злостное динамо? Или может в ванной поскользнулась-упала? Или с сердцем плохо стало? Чего только я не передумал… а ничего не поделать, адрес не знаю, никаких контактов, кроме номера мобильного, тоже. Хожу-брожу по вечернему городу, вокруг лепота, пик летней жары спал, народ гуляет, отдыхает по кафешкам, отовсюду музыка и разноголосица. Зашел в одно кафе, выпил кофе, покурил, вышел, прогулялся. Зашел в другое, то же самое. Периодически набираю Ингрид… глухо. А время идет, уже без четверти одиннадцать. Решил про себя, что дожидаюсь ровно одиннадцати, вызываю такси и отправляюсь восвояси, дальше ждать смысла нет, даже если ответит, наверняка скажет, что уже поздно и на ночь глядя, она из дому не выйдет. И без десяти минут одиннадцать, дзинь, звонок. От Ингрид.

— Алло, DD, ты? Не спишь? – голос у нее виноватый и тихий, обычно так разговаривают, когда пришлось побеспокоить собеседника.

— Я. Не сплю. А ты где? Я столько звонил, ты не отвечала. Что-то случилось?

— Я видела. Извини, пожалуйста. Так получилось, я не хотела. Вышла из ванной, прилегла на минуточку, расслабилась… и уснула как убитая. Ни звонков, ни смс не слышала. Вот только проснулась. Еще раз извини, пожалуйста, моя вина полностью, и тебе вечер испортила.

— Да ладно, вечер еще продолжается. А то я беспокоился, не случилось ли чего. Ну что, как договариваемся?

— Даже не знаю. Для тебя не поздно?

— Если для тебя не поздно, для меня тем более. Я в центре, — называю конкретный ориентир, — как к тебе добраться? И скажи еще, у тебя в округе есть где посидеть? Или давай я тебя приглашу в одно место, мне там нравится.

Ингрид объясняет, где будет меня ждать, и говорит, что дальнейший маршрут оставляет на мое усмотрение. OK, беру такси и еду.

Со встречей заминок больше не было, не считая времени. Ингрид – на одной городской окраине, «нравящееся мне место» — коттеджная гостиница с прилегающим для блезира кафе в два столика под открытым небом – в противоположной стороне, у самой городской черты, из некоторых окон в дневное время виднелись вдали дачные участки, какие-то с аккуратно обработанными грядками, какие-то – каменистые и заброшенные. Час – не час, но минут пятьдесят заняла эта поездка из центра в одно место и потом в другое, хорошо еще не то было время, чтоб собрать по пути все пробки.

Короче, под полночь, мы под удивленные взгляды сонного официанта (вроде типичная парочка, ищущая уединения, зачем им кафе, вон в трех метрах вход в гостиницу, то же самое можно и в нумерах заказать, обслужат по высшему разряду) устроились под навесом, заказали кофе и сок, затем мороженое, потом снова кофе, и Ингрид плотно присела мне на уши, излагая свои взгляды на политику и искусство, мужчин и женщин, воспитание детей и шкoльное образование. Вопрос, прозвучавший в мозгах у официанта, наверняка возникнет и у читателей. Почему кафе, почему не сразу в гостиницу, ведь очевидна и цель встречи, и намерения обоих? Дело в том, что в отличие от множества других моих мамбовских собеседниц, до той поры тема секса ни разу не поднималась ни в переписке с Ингрид, ни в телефонном общении. И формально она была в своем праве, ведь сказала, увидимся лично, там будет видно. И поведи я ее прямиком к ресепшну, могла бы возмутиться, с чего ты взял, что я согласна с тобой переспать?

Официант уже в третий раз поменял пепельницу, усеянную кучей окурков с белым фильтром, среди которых мелькала пара моих с желтым, когда разговор приобрел слегка сексуальный оттенок, пусть даже природно отторгаемой направленности.

— DD, вот я заметила в последнее время, — доверительно обратилась ко мне Ингрид, — что мой сын исподтишка за мной подглядывает. То в комнату зайдет, когда переодеваюсь, то в ванную, когда моюсь. Тут же, ой извини, и закрывает дверь, но разве можно не слышать, как льется вода или шумит фен? Я-то понимаю, что для его возраста нормально, мaльчик начал интересоваться девочками. Но я-то не девочка, я взрослая женщина. От меня не убудет, но я боюсь, что в нем тогда закрепится тяга к взрослым женщинам, а не ровесницам. Это неправильно, я бы не хотела, чтоб мой сын стал Галкиным для Пугачевой. Как думаешь, это пройдет с взрослением или уже поздно или надо к психологу его вести?

— Пройдет, конечно! Уверен, не надо никаких разговоров, никаких походов к психологам, никаких подсунутых книжек, вообще НИ-ЧЕ-ГО, что могло бы зафиксировать его на мысли, что такая направленность вообще существует на свете: тяга молодых парней к взрослым женщинам или того хуже, к матери. Ты просто пресекай все такие возможности в зародыше, Ингрид! Закрывайся на защелку в ванной, прикрывай дверь в свою комнату и говори, чтоб не входил. Даже если на данный момент он и видел тебя голой или полуголой, и у него в мозгах возникла взаимосвязь между этим видом и своими приятными ощущениями, когда это прекратится, волей-неволей он переключится на другие образы. Полагаю, это будут девочки-сверстницы, и если даже не из реального окружения, то с интернет-сайтов. В любом случае, это лучше, чем геронтофилия или склонность к инцecту.

— Так-то ты прав, чувствую. Но иногда как начитаюсь в Инете всякой ерунды, аж страшно становится. И еще одна подруга есть, хлебом не корми, дай по врачам походить и полечиться. И меня подзуживает, идите к врачу, а то потом поздно будет.

— Да ну, посылай ее подальше. Так-то я мысли молодого dd понимаю, — напомню, что сын Ингрид был моим тёзкой, — такая шикарная женщина рядом, красивая, привлекательная, умная, общительная, — соблазнительно улыбаясь, начал я наконец-то этап обольщения, до того Ингрид рта не давала толком раскрыть, — но у него еще много будет девочек, а DD взрослому как раз под стать вот эта Ингрид, — потянулся через стол, погладил руку.

— Ой, правда? – заулыбалась и Ингрид, в который уже раз проделав манипуляцию с дымчатыми, полусолнечными-полуоптическими очками, то поднимая их на прическу, то водружая обратно на нос. – Мне приятны твои слова, спасибо!

— Не за что! А будет еще приятней, — брови Ингрид удивленно приподнимаются вверх, может искренне, а может в соответствии с законами жанра, — вот там, — киваю, — гостиница, давай мы сейчас туда пойдем, и побудем дальше вдвоем, там номера в отдельных домиках, перед ними сад большой, очень красиво выглядит и дышится чудесно, не как в загазованном центре, — мелю еще какую-то чушь, в ожидании согласия Ингрид, но каким-то процентом не исключаю, что скажет «нет, мы мало знакомы, я с первого свидания в постель не ложусь, и вообще я не такая, где тут трамвайная остановка, я поехала домой».

Согласно тем же правилам игры Ингрид изображает раздумье, потом заливисто смеется:

— А я-то думаю, чего он меня в эту даль попер, какое-то зачуханное кафе на окраине, мы мимо десятков проехали, более стильных и уютных. Ради экономии? Так он таксисту заплатил в два раза больше. Оказывается, вот оно как, любимая гостиница рядом? Часто, да, здесь бываешь, проказник? – и начинает собираться, проверяет телефон и кладет в сумочку, сигареты с зажигалкой туда же.

— Ну-у… — изображаю смущение, — бывало когда-то, в молодые годы, сейчас намного реже.

— Ой, кто бы говорил… Ни за что не поверю, что не гуляешь налево.

… Далее, как бы уже пора описывать секс, заждались читатели, продравшиеся сквозь бытовуху. А его на удивление было мало. Когда мы наконец возлегли на ложе любви (я голый, а Ингрид далеко не сразу согласилась расстаться то ли с короткой комбинацией, то ли куцей ночнушкой, открывающей грудь и весь театр боевых действий, но прикрывающий живот), поцеловались, я пососал ее большую, тяжелую грудь и пробрался рукой ей между ног, поласкал пухлые половые губы и внедрился внутрь, ощутив жаркую влажность и полноценную готовность к совокуплению, Ингрид резко нажала своей рукой на мою и несколькими движениями задала темп ручным фрикциям, простонав хрипло:

— Да-а, делай так, пожалуйста, мне так нравится, о-ох, сильней, не бойся, добавь пальцы и глубже суй, хорошо, да-а!

Какое-то время я думал, что это такая прелюдия, вот-вот Ингрид насытится фингерингом и перейдем к традиционному проникновению. Попробовал убрать руку чтоб заменить членом, Ингрид ухватилась за мою ладонь и не дала вынуть. Попробовал палец-другой засунуть ей в зад, Ингрид улеглась повыше и приподняла таз, чтоб мне было удобней.

В общем, 90% всего интима пришлось на фистинг и только 10% на обычный секс. Я уже много лет подвизаюсь на ниве эротической литературы и как описывать секс, знаю. Но как описывать фистинг? Мои пальцы шуруют в ее дырочках, Ингрид кайфует, стонет, мечется по постели, обильно, очень обильно, чрезмерно обильно, истекает соками, пальцы снуют как по маслу, в пизду ей входит вся пятерня вплоть до костяшек, в жопу четыре (без большого) и тоже до костяшек, ни малейшей боли и дискомфорта она не ощущает, поощряет делать еще, сильней и глубже, и лишь предел эластичности мешает осуществлению заветной мечты – чтоб я забрался туда внутрь с руками и ногами, оставив наружу лишь губы для курения, как в анекдоте.

Особо прикольным был двойной фистинг в позе раком. Тогда я работал обеими руками, пальцами одной касался внутри Ингрид пальцев другой, типа здоровался и отстукивал морзянку, а сама она балдела, наслаждалась, исторгала влагу, кричала невнятно что-то похвально-похотливое. Видимо, достигнув очередного пика, затихала на недолгое время, но чуть погодя снова, начинала двигать поясницей, насаживаться на мои пальцы, поощряюще стонать и трезво интересоваться:

— Не устал? Давай еще чуть-чуть, ага?

Нет, Ингрид не возражала, когда я заменял руки членом и ебал ее хоть в пизду, хоть в жопу. Но с одной стороны, все ее стоны и словечки отрезало как бритвой, становилось ясно, что этот фрагмент исполняется исключительно для моего удовольствия, она лишь терпеливо ждет. С другой, ну сами понимаете, каково было члену (почти что никаково) в таких растянутых дырках.

Я ожидал, что моего дружка Ингрид побалует хотя бы минетом. Намекал, говорил прямо, подставлял хуй к носу. Она брала в руку, дрочила (тоже без особой охоты), а насчет взятия в рот сказала вот что:

— Не могу, меня вырвет, если хоть капля жидкости попадет мне в рот.

— Да ну, до этих капель еще далеко, Ингрид. Не буду кончать тебе в рот, соси спокойно.

— Нет, ты не понял. Я не о сперме. Есть же такие бесцветные капли, они постоянно выделяются, вот их вкус я терпеть не могу. Спермы тем более.

Я осмотрел головку, на мой взгляд, все было сухо.

— Эта жидкость не постоянно выделяется, а перед сексом, чтобы легче входило. Смотри, сейчас нет ничего.

Ингрид придирчиво, как на медосмотре, покрутила-повертела оный орган, вытерла простыней, взяла в рот, сделала два-три движения, вполне умелых на мой взгляд, и вдруг как поперхнулась, быстро выпустила:

— Ну вот, я же говорила, пошла эта жидкость. Давай обойдемся без минета?

Ну не буду ж насиловать? Тем более и к куни Ингрид отнеслась вполне равнодушно и молчаливо, как к процессу, доставляющему удовольствие только партнеру. Я попробовал полизать ей и второй, и третий раз. И в начале очередного фистинга, и параллельно ему. Не-а, бесполезно! Словно клитор напрочь лишен нервных окончаний и эрогенной зоной не является в принципе, с тем же успехом я мог ласкать, допустим, колено. Ну ладно, что ж поделать, хочется тебе кайфовать от моих рук, кайфуй, от меня не убудет, а свой оргазм я все равно добуду, не убежит.

Наверное, она кончила три или четыре раза, когда я посчитал, что пора и мне размочить сухой счет. Стоя у края кровати, пристроился к ней раком, потрахал в пизду, жопу, снова пизду, м-да, с таким трением (или точнее, его отсутствием) можно хоть до утра накачивать мышцы поясницы. Подрочил, подогнал оргазм, засунул ей в зад и спустил.

«Уф-фффф, — сказал член, — слава те, господи, а я уж думал, не удосужусь».

«Молчи, сосиска! — ответил ему мозг. – Сам виноват, был бы сарделькой, кайфовал бы от и до. Видишь, для женщины размер имеет значение».

«Да ей хоть батон докторской засунь, все одно будет мало» — возопил оскорбленный в лучших чувствах братишка, но его уже никто не слушал.

Зашевелилась подо мной Ингрид.

— DD, ты же в попу кончил? – спросила она.

— Ну да, — ответил я, думая, неужели оплошал, и сперма в анусе для Ингрид тоже нечто невыносимое. Но, наоборот, удостоился похвалы.

— Да, молодец, я знала, что сам догадаешься. Мне перед операцией только аборта не хватало.

— Какой операцией?

— Ну как, я разве не говорила? Осенью будут мне животик убирать и от попы немного, липосакцию сделают. Буду я красивая и стройная, приедешь следующим летом, увидишь сам.

— От попы не надо. Она у тебя и так классная! – сказал я и шлепнул от души Ингрид по ягодице, заколыхалась будь здоров, гусляр в былине бы воспел, как по сей день колышется.

Мы покурили, и, посмотрев на часы (было около трех ночи) Ингрид засобиралась, несмотря что номер был снят до утра, и я искренне был настроен минимум еще на один двухчасовый раунд, счет оргазмов в котором продолжал бы расти только в ее пользу.

— Я привыкла спать только в своей постели, — пояснила она свой отказ переночевать у меня, — секса мне больше не хочется, насытилась, все было отлично, спасибо тебе огромное! Если останусь, не усну, буду ворочаться с бока на бок, вставать, курить, воду пить, тебе лишняя морока. Давай, вызывай такси, я не знаю, какой тут адрес, отправляй меня, и ложись сам спокойно. Я-то еще успела вздремнуть вечерком, а ты с раннего утра на ногах, отдыхай!

…Несмотря на душ перед сном и умывание по пробуждению, когда я сел в маршрутку и поехал домой к родителям, с моих рук еще исходил слабый запах дырочек Ингрид. Я исподтишка подносил к носу то одну, то другую, улыбался втихомолку, вспоминал, как классно постанывала насаженная на них, как бабочка на булавку, Ингрид, и признавался сам себе, что фистинг – это прикольно! Но минет все-таки лучше…