Как мне плохо сегодня, как болят колени, подташнивает и шатает. Милый, накажи меня, я так поздно вернулась… Хотя, ты сам виноват, мой верный муж! Кто заставлял тебя вчера спешить? Кто подгонял тебя? Зачем ты так грубо и резко вскарабкался на меня, вставил в мою сухую киску? Зачем ты суетливо сопел на мне и думал о том, что вот-вот закроется авторынок и ты останешься без новых колпаков? Я не успела кончить ни разу, а ты уже оделся и уехал, так и не кончив сам. Ты меня не хотел. Ты хотел новые колпаки, ремень безопасности, графитовую смазку и еще что-то там…

Как мне плохо сегодня, как болят колени, подташнивает и шатает. Милый, накажи меня, я так поздно вернулась… Хотя, ты сам виноват, мой верный муж! Кто заставлял тебя вчера спешить? Кто подгонял тебя? Зачем ты так грубо и резко вскарабкался на меня, вставил в мою сухую киску? Зачем ты суетливо сопел на мне и думал о том, что вот-вот закроется авторынок и ты останешься без новых колпаков? Я не успела кончить ни разу, а ты уже оделся и уехал, так и не кончив сам. Ты меня не хотел. Ты хотел новые колпаки, ремень безопасности, графитовую смазку и еще что-то там…

Я встала с постели чуть не плача. Как так? Моя вторая половина, мой любимый мужчина, мой муж не хочет меня! Настроение упало ниже некуда, его нужно было поднимать любыми средствами, ведь сегодня корпоратив! Сегодня я должна блистать. Директор строго-настрого приказала всем руководителям подразделений быть на мероприятии и следить за пристойностью поведения своих подчиненных. Чтоб не вышло как в прошлый раз, когда одного пришлось уволить, а другую — разжаловать. Но вчера я в послала всем письмо с картинками: «… на корпоративных мероприятиях запрещается развратничать (целующиеся Алладин и принцесса), напиваться в хлам (объевшийся Пумба), раздеваться и демонстрировать белье (младенец в подгузниках)…» и далее в таком же духе.

Я встала с постели чуть не плача. Как так? Моя вторая половина, мой любимый мужчина, мой муж не хочет меня! Настроение упало ниже некуда, его нужно было поднимать любыми средствами, ведь сегодня корпоратив! Сегодня я должна блистать. Директор строго-настрого приказала всем руководителям подразделений быть на мероприятии и следить за пристойностью поведения своих подчиненных. Чтоб не вышло как в прошлый раз, когда одного пришлось уволить, а другую — разжаловать. Но вчера я в послала всем письмо с картинками: «… на корпоративных мероприятиях запрещается развратничать (целующиеся Алладин и принцесса), напиваться в хлам (объевшийся Пумба), раздеваться и демонстрировать белье (младенец в подгузниках)…» и далее в таком же духе.

Ребятам письмо понравилось, так что, будем надеяться, о нем не забудут. Коллектив молодой, в моем подразделении 50 человек, а старше 20 лет из них всего трое. Хуже всего то, что для большинства это будет первый корпоратив в их жизни. Я так переживала, ведь не дай Бог, что не так – не сносить мне головы! Директриса уволит и глазом не моргнет! Так, хватит думать о работе! Пора подумать о себе красивой. Точнее, еще совсем не красивой! Срочно в душ — брить ноги, руки, киску. На 14:00 парикмахер, потом маникюр, педикюр и в 19:00 быть на месте. А у меня еще платье не глажено!

Ребятам письмо понравилось, так что, будем надеяться, о нем не забудут. Коллектив молодой, в моем подразделении 50 человек, а старше 20 лет из них всего трое. Хуже всего то, что для большинства это будет первый корпоратив в их жизни. Я так переживала, ведь не дай Бог, что не так – не сносить мне головы! Директриса уволит и глазом не моргнет! Так, хватит думать о работе! Пора подумать о себе красивой. Точнее, еще совсем не красивой! Срочно в душ — брить ноги, руки, киску. На 14:00 парикмахер, потом маникюр, педикюр и в 19:00 быть на месте. А у меня еще платье не глажено!

В 13:30 я вышла из дома в колготках с люрексом, белоснежном белье, коротком черном платье и сапогах на огромных каблуках. Всегда на вечеринки хожу на каблуках, мне это придает уверенности, да и повышает привлекательность. Ведь вместе с каблуками я возвышаюсь над толпой низкорослых конкуренток на полные 192 см. Попробуй тут не заметь меня! Конечно, под пальто всего этого счастья пока не видно, но я не прохожих снимать собираюсь. Я – приличная замужняя женщина, менеджер среднего звена, будущая мать и нынешняя идеологическая наставница достаточно большого количества полувзрослых детишек.

В 13:30 я вышла из дома в колготках с люрексом, белоснежном белье, коротком черном платье и сапогах на огромных каблуках. Всегда на вечеринки хожу на каблуках, мне это придает уверенности, да и повышает привлекательность. Ведь вместе с каблуками я возвышаюсь над толпой низкорослых конкуренток на полные 192 см. Попробуй тут не заметь меня! Конечно, под пальто всего этого счастья пока не видно, но я не прохожих снимать собираюсь. Я – приличная замужняя женщина, менеджер среднего звена, будущая мать и нынешняя идеологическая наставница достаточно большого количества полувзрослых детишек.

15 минут быстрым шагом и я уже в кресле у любимого мастера Сережика. Как он сегодня хорош! Этот цвет ему идет. Темно-зеленые волосы, такие же джинсы, плотно облегающие его упругий зад, рубашка расстегнута и молодая, загорелая, накачанная грудь выставлена напоказ. Красавчик! Как бы я его завалила на массажную кушетку… Как раз сегодня дородная тетка Аня, разминающая любой целлюлит до состояния младенческой щечки, взяла выходной и кабинет пуст. Никто даже не заметит, что мы пропадем на полчасика. Ловкие пальцы нежно и уверенно массируют мою голову, втирая шампунь, смывая шампунь, нанося маску, смывая маску… Я расплылась в кресле от удовольствия. Следующий клиент у него через 2 часа… Как жаль, что Серж голубой.

15 минут быстрым шагом и я уже в кресле у любимого мастера Сережика. Как он сегодня хорош! Этот цвет ему идет. Темно-зеленые волосы, такие же джинсы, плотно облегающие его упругий зад, рубашка расстегнута и молодая, загорелая, накачанная грудь выставлена напоказ. Красавчик! Как бы я его завалила на массажную кушетку… Как раз сегодня дородная тетка Аня, разминающая любой целлюлит до состояния младенческой щечки, взяла выходной и кабинет пуст. Никто даже не заметит, что мы пропадем на полчасика. Ловкие пальцы нежно и уверенно массируют мою голову, втирая шампунь, смывая шампунь, нанося маску, смывая маску… Я расплылась в кресле от удовольствия. Следующий клиент у него через 2 часа… Как жаль, что Серж голубой.

Маникюр и педикюр Катенька делает великолепно! Мои ручки и ножки были бережно помыты, очищены, отполированы и натерты ароматным маслом. Осталось покрыть ноготки алым лаком, так, как я люблю, и все – я свободна! А на часах всего 4, что делать свободные два с половиной часа? Уж я-то знаю, что я хочу делать. Но как? Да здравствует мобильная связь!

Маникюр и педикюр Катенька делает великолепно! Мои ручки и ножки были бережно помыты, очищены, отполированы и натерты ароматным маслом. Осталось покрыть ноготки алым лаком, так, как я люблю, и все – я свободна! А на часах всего 4, что делать свободные два с половиной часа? Уж я-то знаю, что я хочу делать. Но как? Да здравствует мобильная связь!

— Привет.

— Привет.

— Привет. Что делаешь?

— Привет. Что делаешь?

— Ничего особенного, сижу в Интернете.

— Ничего особенного, сижу в Интернете.

— Свободен ближайшие 3 часа?

— Свободен ближайшие 3 часа?

— А что ты предлагаешь?

— А что ты предлагаешь?

— Я хочу тебя.

— Я хочу тебя.

— Приезжай.

— Приезжай.

Теперь вызвать такси, и расплатиться с администратором. Катенька заканчивает превращать меня в королеву бала, таксист уже мчит на заказ, а я чувствую, как намокают мои белоснежные трусики. Еще немного, еще минут 20 и ноющая пустота внизу живота заполнится членом высокого качества. Я буду с ним, под ним, на нем, сбоку, сзади и как угодно!

Теперь вызвать такси, и расплатиться с администратором. Катенька заканчивает превращать меня в королеву бала, таксист уже мчит на заказ, а я чувствую, как намокают мои белоснежные трусики. Еще немного, еще минут 20 и ноющая пустота внизу живота заполнится членом высокого качества. Я буду с ним, под ним, на нем, сбоку, сзади и как угодно!

Наконец-таки звонит телефон:

Наконец-таки звонит телефон:

— Такси «Скорость», машину заказывали?

— Такси «Скорость», машину заказывали?

— Да!

— Да!

— Синий «Опель» 174 ожидает.

— Синий «Опель» 174 ожидает.

И я уже лечу вверх по лестнице, я готова визжать от счастья, я уже чувствую запах его свежевымытого тела. Он всегда принимает ванну, когда ждет встречи. Еще горячий от воды, еще влажный, огромный и сильный…

И я уже лечу вверх по лестнице, я готова визжать от счастья, я уже чувствую запах его свежевымытого тела. Он всегда принимает ванну, когда ждет встречи. Еще горячий от воды, еще влажный, огромный и сильный…

Первый подъезд, три волшебные кнопки:

Первый подъезд, три волшебные кнопки:

— Это я

— Это я

— Заходи!

— Заходи!

Тяжелая дверь, седьмой этаж и вот он меня встречает в прихожей, его голый торс, его огромные плечи на всю ширину проема, все два метра роста. Я поднимаюсь на носочки чтоб поцеловать его в губы:

Тяжелая дверь, седьмой этаж и вот он меня встречает в прихожей, его голый торс, его огромные плечи на всю ширину проема, все два метра роста. Я поднимаюсь на носочки чтоб поцеловать его в губы:

— Милый, я так скучала! Хороший мой, наконец-то…

— Милый, я так скучала! Хороший мой, наконец-то…

— Варенька…

— Варенька…

— Подними меня на плечо, пожалуйста!

— Подними меня на плечо, пожалуйста!

Мишка поднимает меня и кружит, кружит! Я как в детстве на папиных плечах маленькая-маленькая, а он такой взрослый. У меня горит с мороза лицо, зябнут пальцы и так хочется согреться…

Мишка поднимает меня и кружит, кружит! Я как в детстве на папиных плечах маленькая-маленькая, а он такой взрослый. У меня горит с мороза лицо, зябнут пальцы и так хочется согреться…

— Будешь чай с пирогом? Мама пекла.

— Будешь чай с пирогом? Мама пекла.

— Конечно, буду.

— Конечно, буду.

И мы идем на кухню, ставим чайник, Миша режет пирог, я смотрю в окно. Он подходит сзади, обнимает меня, прижимается лицом к моей спине. Руки, его крепкие огромные руки сжимают меня до боли, он рычит мне в шею и дрожит, я чувствую, как он дрожит. Еще мгновенье и он во мне. Я держусь за подоконник и теку по стволу, пытаюсь ухватить его головку, удержать в себе, не выпускать, не давать двигаться. Только заполнять всю меня собой, клеточка к клеточке, так тесно, так жарко… А он все больше и больше, такой твердый, что мне больно, я визжу, он рычит, подоконник скрипит. Я уже уперлась лбом в холодное стекло, но это не облегчает боль – он слишком глубоко, он пронзает меня стальным клинком, рвет меня на части и уже не может сдержаться, его трясет, он воет раненым волком и это длится и длится.

И мы идем на кухню, ставим чайник, Миша режет пирог, я смотрю в окно. Он подходит сзади, обнимает меня, прижимается лицом к моей спине. Руки, его крепкие огромные руки сжимают меня до боли, он рычит мне в шею и дрожит, я чувствую, как он дрожит. Еще мгновенье и он во мне. Я держусь за подоконник и теку по стволу, пытаюсь ухватить его головку, удержать в себе, не выпускать, не давать двигаться. Только заполнять всю меня собой, клеточка к клеточке, так тесно, так жарко… А он все больше и больше, такой твердый, что мне больно, я визжу, он рычит, подоконник скрипит. Я уже уперлась лбом в холодное стекло, но это не облегчает боль – он слишком глубоко, он пронзает меня стальным клинком, рвет меня на части и уже не может сдержаться, его трясет, он воет раненым волком и это длится и длится.

Он не умеет кончать сразу, на него находит волнами, захлестывает так, что он ничего не соображает, стискивает меня до синяков, отпускает и через несколько секунд опять. Больше всего люблю этот момент. Я успеваю кончить несколько раз, пока его отпустит сладкая мука экстаза…

Он не умеет кончать сразу, на него находит волнами, захлестывает так, что он ничего не соображает, стискивает меня до синяков, отпускает и через несколько секунд опять. Больше всего люблю этот момент. Я успеваю кончить несколько раз, пока его отпустит сладкая мука экстаза…

Мишка выпустил меня из объятий, напоил чаем, накормил маминым пирогом. Еще оставался свободный час и огромная кровать, застеленная шелковым черным бельем. Миша и я на черном фоне – это очень заводит. По крайней мере, это завело меня. Миша уже был не так настроен, поглядывал вниз, очевидно нервничал из-за слабой эрекции. Но что мне его глупости? Я хочу еще и я получу! Это же так просто, взять его в руки, пусть мягкий, но все еще громадный сладкий член с пухлой аппетитной головкой. Я теряю голову от одного прикосновения к нему. Но со смазкой еще лучше, руки скользят быстро, мягко, свободно. Его инструмент предсказуемо наливается кровью, он заводит глаза и стонет.

Мишка выпустил меня из объятий, напоил чаем, накормил маминым пирогом. Еще оставался свободный час и огромная кровать, застеленная шелковым черным бельем. Миша и я на черном фоне – это очень заводит. По крайней мере, это завело меня. Миша уже был не так настроен, поглядывал вниз, очевидно нервничал из-за слабой эрекции. Но что мне его глупости? Я хочу еще и я получу! Это же так просто, взять его в руки, пусть мягкий, но все еще громадный сладкий член с пухлой аппетитной головкой. Я теряю голову от одного прикосновения к нему. Но со смазкой еще лучше, руки скользят быстро, мягко, свободно. Его инструмент предсказуемо наливается кровью, он заводит глаза и стонет.

Я сажусь на него и смотрю, внимательно смотрю, как он жмурится и стонет. Так легко контролировать такой член: я слегка сжимаю мышцы и ощущаю как я обнимаю его всей киской, слышу, как он глубоко вздыхает, дергает бедрами. Давлю сильнее и его чудная головка уже прильнула к моей шейке, потеснила ее и поцеловала взасос «точку G», а Мишка рычит и извивается, тщетно борется с безумием. Отпускаю, и он стонет: «Как ты это делаешь?». Глупо что-то отвечать. Это просто нежность, огромная нежность, накрывшая меня с головой. Она все делает за меня.

Я сажусь на него и смотрю, внимательно смотрю, как он жмурится и стонет. Так легко контролировать такой член: я слегка сжимаю мышцы и ощущаю как я обнимаю его всей киской, слышу, как он глубоко вздыхает, дергает бедрами. Давлю сильнее и его чудная головка уже прильнула к моей шейке, потеснила ее и поцеловала взасос «точку G», а Мишка рычит и извивается, тщетно борется с безумием. Отпускаю, и он стонет: «Как ты это делаешь?». Глупо что-то отвечать. Это просто нежность, огромная нежность, накрывшая меня с головой. Она все делает за меня.

Приехало такси, я обуваюсь в его тесной прихожей, я так хочу остаться, но уже почти 7, вот-вот начнется наш коллективный загул от границы до границы, в четко заданных рамках приличий. Строем в рай.

Приехало такси, я обуваюсь в его тесной прихожей, я так хочу остаться, но уже почти 7, вот-вот начнется наш коллективный загул от границы до границы, в четко заданных рамках приличий. Строем в рай.

— Пока, милый! Я постараюсь вернуться скорее.

— Пока, милый! Я постараюсь вернуться скорее.

— Я жду тебя, Варечка.

— Я жду тебя, Варечка.

Я захожу в огромный зал ночного клуба. На входе встречают психи в костюмах бандитов, изображают рэкет, требуют какие-то бабки, достали. Мне нужно танцевать, мне не до них! Мне хорошо, мне весело, я сегодня crazy. Беру внизу стакан сока и иду искать …своих подчиненных. Мое подразделение забилось в чил-ауте, в самом темном углу. Девчонки и мальчишки уже набрали еды, вина и пива, поджидая оставшихся. Я произнесла тост за наше подразделение, самое морально-устойчивое, воспитанное и сдержанное подразделение фирмы! И разбавила звон хрустальных бокалов с вином глухим стуком стакана с соком.

Я захожу в огромный зал ночного клуба. На входе встречают психи в костюмах бандитов, изображают рэкет, требуют какие-то бабки, достали. Мне нужно танцевать, мне не до них! Мне хорошо, мне весело, я сегодня crazy. Беру внизу стакан сока и иду искать …своих подчиненных. Мое подразделение забилось в чил-ауте, в самом темном углу. Девчонки и мальчишки уже набрали еды, вина и пива, поджидая оставшихся. Я произнесла тост за наше подразделение, самое морально-устойчивое, воспитанное и сдержанное подразделение фирмы! И разбавила звон хрустальных бокалов с вином глухим стуком стакана с соком.

Народ прибывал и прибывал, музыка гремела, все жались по углам. Я хватала коллег за руки и тащила танцевать. Директриса снисходительно смотрела на это действо со второго этажа, потягивая шампанское из высокого бокала, а вокруг нее вился наш кадровик – старый вояка с противными усиками и отличной осанкой. Началась раздача призов и подарков, цеху мягко-набивной игрушки заказчики приволокли персональные подарки, вручили на глазах у всех, за что трезвая часть персонала готова была их разорвать на части.

Народ прибывал и прибывал, музыка гремела, все жались по углам. Я хватала коллег за руки и тащила танцевать. Директриса снисходительно смотрела на это действо со второго этажа, потягивая шампанское из высокого бокала, а вокруг нее вился наш кадровик – старый вояка с противными усиками и отличной осанкой. Началась раздача призов и подарков, цеху мягко-набивной игрушки заказчики приволокли персональные подарки, вручили на глазах у всех, за что трезвая часть персонала готова была их разорвать на части.

Заведующий цехом резиновых игрушек, в просторечии «резинок» или того хуже, не скажу как, отхватил праздничную премию, размером в оклад за экономию материалов, а нам, скромным продажникам, досталась всего парочка бонусов в 1000 рублей на всю толпу, да и те, за какую-то ерунду. Скучные моменты вручений, награждений, изречений и прочего разбавлял бездарный местный рок-н-ролл коллектив, народ неуклонно нажирался, выползал из щелей на танц-пол и началось веселье. Пиво полилось рекой, вино – фонтаном, коктейли разливались в море. Кадровик подловил меня между туалетом и танц-полом и всучил бокал вина. Пришлось выпить за его здоровье. Вернувшись танцевать, я огляделась вокруг: молодежь в костюмах бандитов, в кепках, полосатых робах, с беломоринами в зубах, дамы в бабушкиных платьях и шляпках, подбитых молью. Какой придурок придумал концепцию вечера?

Заведующий цехом резиновых игрушек, в просторечии «резинок» или того хуже, не скажу как, отхватил праздничную премию, размером в оклад за экономию материалов, а нам, скромным продажникам, досталась всего парочка бонусов в 1000 рублей на всю толпу, да и те, за какую-то ерунду. Скучные моменты вручений, награждений, изречений и прочего разбавлял бездарный местный рок-н-ролл коллектив, народ неуклонно нажирался, выползал из щелей на танц-пол и началось веселье. Пиво полилось рекой, вино – фонтаном, коктейли разливались в море. Кадровик подловил меня между туалетом и танц-полом и всучил бокал вина. Пришлось выпить за его здоровье. Вернувшись танцевать, я огляделась вокруг: молодежь в костюмах бандитов, в кепках, полосатых робах, с беломоринами в зубах, дамы в бабушкиных платьях и шляпках, подбитых молью. Какой придурок придумал концепцию вечера?

У барной стойки стоял Жоржик – парниша из жестяного цеха, мастер пресса, басист панк-группы «Летящие утюги». Он был одет в гламурные тренировочные штаны фирмы «Аббибас», кепку, фланелевую рубашку в клетку и подтяжки. Из-под фраерской кепочки предательски торчал черный хвост длинных волос. Вот за эти подтяжки я его-то на танц-пол и вытянула. Как он был хорош, как хорош! Высокий, поджарый, счастливый… Умница DJ как раз в тему врубил «Владимирский централ» и мы прижались друг к другу в медленном танце. Он чувствовал ритм, он держал меня уверенно и твердо. Именно так, как я люблю. Он вел меня, а не я его. И сквозь тонкое платье я почувствовала еще слабенький, но уже стояк. Он улыбался, глядел своими бездонными голубыми глазами, и улыбался. Совсем не пошло, ни на что не намекая, ни на что не надеясь.

У барной стойки стоял Жоржик – парниша из жестяного цеха, мастер пресса, басист панк-группы «Летящие утюги». Он был одет в гламурные тренировочные штаны фирмы «Аббибас», кепку, фланелевую рубашку в клетку и подтяжки. Из-под фраерской кепочки предательски торчал черный хвост длинных волос. Вот за эти подтяжки я его-то на танц-пол и вытянула. Как он был хорош, как хорош! Высокий, поджарый, счастливый… Умница DJ как раз в тему врубил «Владимирский централ» и мы прижались друг к другу в медленном танце. Он чувствовал ритм, он держал меня уверенно и твердо. Именно так, как я люблю. Он вел меня, а не я его. И сквозь тонкое платье я почувствовала еще слабенький, но уже стояк. Он улыбался, глядел своими бездонными голубыми глазами, и улыбался. Совсем не пошло, ни на что не намекая, ни на что не надеясь.

А у меня в голове уже вертелся вихрь смешанный из желания, страха и мечтаний… Как бы я его… Но что скажет директриса? Нельзя, никак нельзя! Мелодия кончилась как раз тогда, когда меня накрыл приступ страха и я его отпустила. Жаль, но работа дороже.

А у меня в голове уже вертелся вихрь смешанный из желания, страха и мечтаний… Как бы я его… Но что скажет директриса? Нельзя, никак нельзя! Мелодия кончилась как раз тогда, когда меня накрыл приступ страха и я его отпустила. Жаль, но работа дороже.

Я протанцевала к бару, уселась на стул и заказала белого вина. Рядом сидел какой-то незнакомый парень в сером свитере грубой домашней вязки. Он был похож на норвежского рыбака из рекламы, такой же странный, неуместный. Выпили с ним, оказалось, он знакомый бармена.

Я протанцевала к бару, уселась на стул и заказала белого вина. Рядом сидел какой-то незнакомый парень в сером свитере грубой домашней вязки. Он был похож на норвежского рыбака из рекламы, такой же странный, неуместный. Выпили с ним, оказалось, он знакомый бармена.

— Пойдем танцевать! – Позвала я его.

— Пойдем танцевать! – Позвала я его.

— Я очень дорогая проститутка

— Я очень дорогая проститутка

— Что???

— Что???

— Я буду дорого тебе стоить.

— Я буду дорого тебе стоить.

— Ты не похож на проститутку. У меня есть знакомые мужчины подобного толка, они совсем другие.

— Ты не похож на проститутку. У меня есть знакомые мужчины подобного толка, они совсем другие.

Все-таки я вытащила его на танец.

Все-таки я вытащила его на танец.

— Как тебя зовут?

— Как тебя зовут?

— Станислав.

— Станислав.

— Варвара.

— Варвара.

И опять мне вскружил голову коктейль из опасений и вожделения. И опять я сбежала от кавалера, стараясь не потерять лицо. Как же трудно себе отказывать в том, чего так хочешь!

И опять мне вскружил голову коктейль из опасений и вожделения. И опять я сбежала от кавалера, стараясь не потерять лицо. Как же трудно себе отказывать в том, чего так хочешь!

Карнавал тянул меня по кругу, от бара в чил-аут и обратно на танц-пол, менялись лица, пары, хороводы, мелодии. Оставались только Жоржик, мелькавший то там, то тут, и Станислав. На очередном круге он схватил меня за руку и утянул на диваны на втором этаже. С ним был его друг бармен, он называл Станислава Женей. Я спросила, как же его на самом деле зовут, и услышала: «Сергей». А мне в принципе-то наплевать. Мне с ним детей не крестить. Сергей стал брать меня за руки, за коленки, заглядывать за вырез платья и мне пришлось ретироваться с воплем: «Хам! Что ты себе позволяешь?!»

Карнавал тянул меня по кругу, от бара в чил-аут и обратно на танц-пол, менялись лица, пары, хороводы, мелодии. Оставались только Жоржик, мелькавший то там, то тут, и Станислав. На очередном круге он схватил меня за руку и утянул на диваны на втором этаже. С ним был его друг бармен, он называл Станислава Женей. Я спросила, как же его на самом деле зовут, и услышала: «Сергей». А мне в принципе-то наплевать. Мне с ним детей не крестить. Сергей стал брать меня за руки, за коленки, заглядывать за вырез платья и мне пришлось ретироваться с воплем: «Хам! Что ты себе позволяешь?!»

Я спустилась под лестницу, подправить макияж и выпить в темноте на мягком кресле. Привести в порядок мысли. Как же хорош этот Стас-Женя-Сережа… Глаза карие, злые, темные, лицо правильное, смуглое, рост моей мечты…

Я спустилась под лестницу, подправить макияж и выпить в темноте на мягком кресле. Привести в порядок мысли. Как же хорош этот Стас-Женя-Сережа… Глаза карие, злые, темные, лицо правильное, смуглое, рост моей мечты…

— Не помешаю? – Жоржик присел рядом со мной.

— Не помешаю? – Жоржик присел рядом со мной.

— Нет, что ты.

— Нет, что ты.

— Я тебе шампанского принес, — он протянул мне бокал искристого розового и мы выпили за повышение объемов производства. Я опустила руку и поняла, что объемы повысились, а производство вот-вот начнется… Потолок призывно качнулся, я сползла под стол, велела Жоржику курить со скучающим видом, и расстегнула ширинку на его стильных штанишках. Я ожидала чего угодно, разве можно заранее понять каким именно будет член парня, до того, как увидишь сама.

— Я тебе шампанского принес, — он протянул мне бокал искристого розового и мы выпили за повышение объемов производства. Я опустила руку и поняла, что объемы повысились, а производство вот-вот начнется… Потолок призывно качнулся, я сползла под стол, велела Жоржику курить со скучающим видом, и расстегнула ширинку на его стильных штанишках. Я ожидала чего угодно, разве можно заранее понять каким именно будет член парня, до того, как увидишь сама.

Чуть искривленный к телу, достаточно длинный для моей маленькой киски и приятно полненький – замечательный член Жоржика. По началу пришлось слизать трудовой пот, парень пришел сразу после смены и не успел подмыться. Это было неприятно, но я терпела ради того, чтоб ощутить истинный вкус его органа. Я не зря страдала. Вкус был необычный, чуть острый, но такой притягательный. Не хотелось отрываться, но Жоржик твердел неумолимо, забывал затягиваться и даже тихо застонал. Пришлось сжать его у основания крепко-крепко и немного подождать. Жоржик сделал затяжку и я продолжила. К столику подошла какая-то девочка, поздоровалась. Мой сладенький откровенно послал ее на хуй. Она выругалась еще хлеще и убежала. Опять он чуть не кончил.

Чуть искривленный к телу, достаточно длинный для моей маленькой киски и приятно полненький – замечательный член Жоржика. По началу пришлось слизать трудовой пот, парень пришел сразу после смены и не успел подмыться. Это было неприятно, но я терпела ради того, чтоб ощутить истинный вкус его органа. Я не зря страдала. Вкус был необычный, чуть острый, но такой притягательный. Не хотелось отрываться, но Жоржик твердел неумолимо, забывал затягиваться и даже тихо застонал. Пришлось сжать его у основания крепко-крепко и немного подождать. Жоржик сделал затяжку и я продолжила. К столику подошла какая-то девочка, поздоровалась. Мой сладенький откровенно послал ее на хуй. Она выругалась еще хлеще и убежала. Опять он чуть не кончил.

Да что же это такое? Я не хочу так быстро! Я хочу обсосать его весь, я хочу хорошенько помассировать свои натруженные гланды. Так хочется лизать, трогать язычком, заглатывать и целовать. Еще и еще. На глазах уже выступили слезы от глубокого минета. Это слезы счастья, я так люблю, когда они появляются. Они обозначают качество отсоса, я уже заметила.

Да что же это такое? Я не хочу так быстро! Я хочу обсосать его весь, я хочу хорошенько помассировать свои натруженные гланды. Так хочется лизать, трогать язычком, заглатывать и целовать. Еще и еще. На глазах уже выступили слезы от глубокого минета. Это слезы счастья, я так люблю, когда они появляются. Они обозначают качество отсоса, я уже заметила.

Жоржик дернулся и опять застонал, на этот раз громче и выразительнее. Меня, конечно, никто не заметит, но если он и дальше будет так откровенно выражать эмоции, подойдет охрана или, того хуже, кто-то из руководства. Ладно, красавчик, кончай. Давай, выплесни все мне в ротик, я выпью твое семя до последней капельки. Я умею высосать все, что ты хотел отдать мне, не пролив ни грамма мимо.

Жоржик дернулся и опять застонал, на этот раз громче и выразительнее. Меня, конечно, никто не заметит, но если он и дальше будет так откровенно выражать эмоции, подойдет охрана или, того хуже, кто-то из руководства. Ладно, красавчик, кончай. Давай, выплесни все мне в ротик, я выпью твое семя до последней капельки. Я умею высосать все, что ты хотел отдать мне, не пролив ни грамма мимо.

Я аккуратно выползла из своего укрытия, Жоржик положил голову на стол и закрылся руками. Со стороны казалось, что он просто перебрал и спит. Я поцеловала его в клетчатую кепочку и убежала, пока нас никто не увидел вместе. Не стоит рисковать, правда?

Я аккуратно выползла из своего укрытия, Жоржик положил голову на стол и закрылся руками. Со стороны казалось, что он просто перебрал и спит. Я поцеловала его в клетчатую кепочку и убежала, пока нас никто не увидел вместе. Не стоит рисковать, правда?

Губки я, конечно, вытерла, но все-таки лучше поправить макияж. Довольно покачивая бедрами я зацокала каблучками в туалет. У умывальника стоял Сережа, так что пришлось идти прямо в кабинку, если ее можно так назвать. Полочки на уровне груди тут не было, но места хватило бы человек на десять. Для чего строить такой туалет в клубе? Я пристроилась на унитазе, как королева в тронном зале, испытала райское наслаждение, натянула колготки. Тут-то дверь и открылась… Сергей зашел и закрыл своей спиной спасительный вход. В груди что-то ухнуло вниз и замерло там. Кажется, сердце.

Губки я, конечно, вытерла, но все-таки лучше поправить макияж. Довольно покачивая бедрами я зацокала каблучками в туалет. У умывальника стоял Сережа, так что пришлось идти прямо в кабинку, если ее можно так назвать. Полочки на уровне груди тут не было, но места хватило бы человек на десять. Для чего строить такой туалет в клубе? Я пристроилась на унитазе, как королева в тронном зале, испытала райское наслаждение, натянула колготки. Тут-то дверь и открылась… Сергей зашел и закрыл своей спиной спасительный вход. В груди что-то ухнуло вниз и замерло там. Кажется, сердце.

Мы стояли лицом к лицу в общественном сортире, там, где приличные люди справляют нужду, а не целуются! Мы и не целовались, мы смотрели в глаза друг другу. Я смеялась, точнее молча ухмылялась, демонстративно скалилась, а он меня разглядывал, осматривал всю, примерялся. «Прекрати! Что ты делаешь? Я не буду делать это в туалете! Я не настолько сошла с ума! Мне еще дорога моя работа!» — я оттолкнула его к двери и поправила платье. Все, хватит, пора на танцпол, пить и отрываться. Он тоже расслабился, пропустил меня к двери. Я взялась за ручку и открыла ее.

Мы стояли лицом к лицу в общественном сортире, там, где приличные люди справляют нужду, а не целуются! Мы и не целовались, мы смотрели в глаза друг другу. Я смеялась, точнее молча ухмылялась, демонстративно скалилась, а он меня разглядывал, осматривал всю, примерялся. «Прекрати! Что ты делаешь? Я не буду делать это в туалете! Я не настолько сошла с ума! Мне еще дорога моя работа!» — я оттолкнула его к двери и поправила платье. Все, хватит, пора на танцпол, пить и отрываться. Он тоже расслабился, пропустил меня к двери. Я взялась за ручку и открыла ее.

Резким рывком за волосы он развернул меня и прижал лицом к стене. Я даже не успела закричать. И какой смысл кричать? Дверь …открыта. Господи, что делать? И если быть честной, скорее бы он меня трахнул! Но если кто-нибудь войдет, или просто услышит мой голос, проходя мимо, то конец моей карьере… Конец моей работе… А там же кризис, безработица, маленькие пособия… Он уже спустил мои трусики с колготками чуть ниже юбки и задирал эту самую юбку вверх. Боже, что делать?? Заорать? Набегут коллеги, а я тут с голой жопой. Молчать? А вдруг уже кто-то подглядывает, или даже фотографирует в щель предательски открытой двери? Я схожу с ума! Так нельзя! Так страшно и я уже вся взмокла, кажется, сейчас капнет на пол.

Резким рывком за волосы он развернул меня и прижал лицом к стене. Я даже не успела закричать. И какой смысл кричать? Дверь …открыта. Господи, что делать? И если быть честной, скорее бы он меня трахнул! Но если кто-нибудь войдет, или просто услышит мой голос, проходя мимо, то конец моей карьере… Конец моей работе… А там же кризис, безработица, маленькие пособия… Он уже спустил мои трусики с колготками чуть ниже юбки и задирал эту самую юбку вверх. Боже, что делать?? Заорать? Набегут коллеги, а я тут с голой жопой. Молчать? А вдруг уже кто-то подглядывает, или даже фотографирует в щель предательски открытой двери? Я схожу с ума! Так нельзя! Так страшно и я уже вся взмокла, кажется, сейчас капнет на пол.

Какие-то 2 секунды он расстегивал ширинку, не выпуская моих рыжих волос из правой руки. 2 секунды, за которые я успела поставить крест на своей жизни и возбудиться до электрического треска в мозгу. 2 секунды мордой к стене, с голой беззащитно оттопыренной попкой и с полоской света от приоткрытой двери…

Какие-то 2 секунды он расстегивал ширинку, не выпуская моих рыжих волос из правой руки. 2 секунды, за которые я успела поставить крест на своей жизни и возбудиться до электрического треска в мозгу. 2 секунды мордой к стене, с голой беззащитно оттопыренной попкой и с полоской света от приоткрытой двери…

«Наконец-таки!» — выдохнула я, когда он резко вставил в меня свой член. Вошел, как к себе домой, как полноправный победитель, на всю длину. Даже приподнял мое донышко на миг и уже идет обратно. Так резко, нагло. Он не трахал меня, не любил – имел. Точно, имел! Как отбойный молоток. От каждого толчка меня впечатывало в стену, больно, но мне было все равно. Где-то на краю сознания пронеслась мысль, что если останется на скуле синяк, то будет плохо. Но она унеслась от следующего же удара сзади. Мне казалось, что ТАМ у меня все свело судорогой и я вот-вот переломлю его маленький член, сожму его так, что он не сможет двигаться, перестанет буравить меня, вгрызаться в мое тело, рвать меня изнутри.

«Наконец-таки!» — выдохнула я, когда он резко вставил в меня свой член. Вошел, как к себе домой, как полноправный победитель, на всю длину. Даже приподнял мое донышко на миг и уже идет обратно. Так резко, нагло. Он не трахал меня, не любил – имел. Точно, имел! Как отбойный молоток. От каждого толчка меня впечатывало в стену, больно, но мне было все равно. Где-то на краю сознания пронеслась мысль, что если останется на скуле синяк, то будет плохо. Но она унеслась от следующего же удара сзади. Мне казалось, что ТАМ у меня все свело судорогой и я вот-вот переломлю его маленький член, сожму его так, что он не сможет двигаться, перестанет буравить меня, вгрызаться в мое тело, рвать меня изнутри.

Но ничего страшного не происходило, он не кричал от боли, не хватался за член, а вот я уже стала расплываться, мир заполнился розовым туманом, внизу все горело, дрожало и взорвалось. Кажется, я все-таки застонала, так, что он резко потянул меня за волосы и шепнул: «Заткнись!». Но ему тоже оставалось недолго. Я чувствовала, как он твердеет, наливается, заполняет меня всю собой. Через какой-то миг он вогнал мне его на всю длину и, руками схватив за плечи, насадил меня еще глубже. Первая порция спермы вошла в меня резким толчком, и я кончила еще раз. Нас двоих трясло, ноги не держали, вот мы уже оба стоим лицом в стену и тяжело дышим. Разум стал ко мне потихоньку возвращаться, пришлось скорее натягивать трусы, колготки, бежать к раковине умываться. А когда я подняла голову к зеркалу, его уже не было.

Но ничего страшного не происходило, он не кричал от боли, не хватался за член, а вот я уже стала расплываться, мир заполнился розовым туманом, внизу все горело, дрожало и взорвалось. Кажется, я все-таки застонала, так, что он резко потянул меня за волосы и шепнул: «Заткнись!». Но ему тоже оставалось недолго. Я чувствовала, как он твердеет, наливается, заполняет меня всю собой. Через какой-то миг он вогнал мне его на всю длину и, руками схватив за плечи, насадил меня еще глубже. Первая порция спермы вошла в меня резким толчком, и я кончила еще раз. Нас двоих трясло, ноги не держали, вот мы уже оба стоим лицом в стену и тяжело дышим. Разум стал ко мне потихоньку возвращаться, пришлось скорее натягивать трусы, колготки, бежать к раковине умываться. А когда я подняла голову к зеркалу, его уже не было.

Какой позор, какой кошмар. Видел ли кто-нибудь? А вдруг, слышал из соседней кабинки? Какая-нибудь сволочь, кто-то из предателей, заложивших наших ребят в прошлый раз? Что же будет? Нет, так нельзя. Разврату не место на корпоративных мероприятиях! Ему место дома, за надежными замками и без свидетелей.

Какой позор, какой кошмар. Видел ли кто-нибудь? А вдруг, слышал из соседней кабинки? Какая-нибудь сволочь, кто-то из предателей, заложивших наших ребят в прошлый раз? Что же будет? Нет, так нельзя. Разврату не место на корпоративных мероприятиях! Ему место дома, за надежными замками и без свидетелей.

Я вышла – никого не было вокруг, никто не смотрел с насмешкой. Все так же катило по накатанной: пьянки, танцы, веселье. Народ кружился парами в медленном танце. Меня подхватил мой старый соратник по греху, проверенный и надежный, как агент КГБ, Сурен. Столько раз мы были вместе, столько лет я его знаю, что была ему очень рада.

Я вышла – никого не было вокруг, никто не смотрел с насмешкой. Все так же катило по накатанной: пьянки, танцы, веселье. Народ кружился парами в медленном танце. Меня подхватил мой старый соратник по греху, проверенный и надежный, как агент КГБ, Сурен. Столько раз мы были вместе, столько лет я его знаю, что была ему очень рада.

— Как ты?

— Как ты?

— Хорошо. А ты?

— Хорошо. А ты?

— Неплохо. Какие планы на эту ночь?

— Неплохо. Какие планы на эту ночь?

— А какие варианты?

— А какие варианты?

— Поехали ко мне?

— Поехали ко мне?

— Давай через час. Я вызову такси.

— Давай через час. Я вызову такси.

И опять понеслась круговерть: танцы, музыка, вино. Все мы – короли этой ночи, принцессы на час. Директриса уже уехала, но это еще ничего не значит – вокруг одни стукачи.

И опять понеслась круговерть: танцы, музыка, вино. Все мы – короли этой ночи, принцессы на час. Директриса уже уехала, но это еще ничего не значит – вокруг одни стукачи.

Через час Сурен подошел ко мне, приобнял за плечи и мы пошли одеваться. Выходим – на пороге стоит Никита, засунув руки в карманы и пошатываясь. Сурен сдуру поздоровался с ним:

Через час Сурен подошел ко мне, приобнял за плечи и мы пошли одеваться. Выходим – на пороге стоит Никита, засунув руки в карманы и пошатываясь. Сурен сдуру поздоровался с ним:

— Привет! Чего ждешь?

— Привет! Чего ждешь?

— Да вот домой собрался.

— Да вот домой собрался.

— Мы тоже уже устали.

— Мы тоже уже устали.

И Никита в наглую садится в наше такси. Я в шоке. Сурен спокоен, как удав. И как-то тихо-мирно мы приехали к нему домой. Никита вел себя, как ни в чем не бывало: согласился на чай, расселся на кухне, схватился за голову и уставился в стол. Чайник вскипел, Сурен расставил чашки, достал печенье. Меня это все уже напрягало. 25 лет – уже не тот возраст, когда можно всю ночь гулять, а утром, не поспав, бежать на лекции или еще куда. Да и муж меня ждет… Рассвет скоро, а он чай пьет!

И Никита в наглую садится в наше такси. Я в шоке. Сурен спокоен, как удав. И как-то тихо-мирно мы приехали к нему домой. Никита вел себя, как ни в чем не бывало: согласился на чай, расселся на кухне, схватился за голову и уставился в стол. Чайник вскипел, Сурен расставил чашки, достал печенье. Меня это все уже напрягало. 25 лет – уже не тот возраст, когда можно всю ночь гулять, а утром, не поспав, бежать на лекции или еще куда. Да и муж меня ждет… Рассвет скоро, а он чай пьет!

— Я, пожалуй, вызову себе такси.

— Я, пожалуй, вызову себе такси.

— Зачем? Тебе плохо у меня? – Сурен подошел ко мне, положил руку на плечо.

— Зачем? Тебе плохо у меня? – Сурен подошел ко мне, положил руку на плечо.

— Мне хорошо, но уже пора домой. Поздно совсем, точнее уже рано.

— Мне хорошо, но уже пора домой. Поздно совсем, точнее уже рано.

— Не суетись, пойдем, я тебе что-то покажу, — и он увлек меня по винтовой лестнице на третий этаж.

— Не суетись, пойдем, я тебе что-то покажу, — и он увлек меня по винтовой лестнице на третий этаж.

— О! Ты купил себе новую кровать? Мне нравится! – Кровать была огромной, метра три на три, не меньше. Это даже не кровать, это что-то невообразимое! – Как ты на нее постельное белье достаешь?

— О! Ты купил себе новую кровать? Мне нравится! – Кровать была огромной, метра три на три, не меньше. Это даже не кровать, это что-то невообразимое! – Как ты на нее постельное белье достаешь?

— На заказ шью, что за глупости! Нашла, что обсуждать. Иди сюда…

— На заказ шью, что за глупости! Нашла, что обсуждать. Иди сюда…

Я робко подошла к краю ложа, потрогала, примерилась, села. Ощущения очень необычные.

Я робко подошла к краю ложа, потрогала, примерилась, села. Ощущения очень необычные.

Сидишь, как Алиса в стране чудес, посреди огромного зала, стены под углом уходят вверх, неизвестно куда, слева горит настоящий камин на полу шкура неизвестного зверя и большой пушистый ковер. Каждое слово отзывается эхом, а окон нет. Совсем нет, или их просто не видно – не понять. Сурен взял меня за подбородок, посмотрел мне в лицо, прищурился:

Сидишь, как Алиса в стране чудес, посреди огромного зала, стены под углом уходят вверх, неизвестно куда, слева горит настоящий камин на полу шкура неизвестного зверя и большой пушистый ковер. Каждое слово отзывается эхом, а окон нет. Совсем нет, или их просто не видно – не понять. Сурен взял меня за подбородок, посмотрел мне в лицо, прищурился:

— Ну что, красавица, пойдем в душ?

— Ну что, красавица, пойдем в душ?

Между ног сладко заныло. Как тут не пойти? Я же знаю, тебя красавчик, я же помню твои ласки, твои губы, твое тело.

Между ног сладко заныло. Как тут не пойти? Я же знаю, тебя красавчик, я же помню твои ласки, твои губы, твое тело.

— Пойдем.

— Пойдем.

Мы стояли под душем, терли друг друга мочалкой, целовались, смеялись, такие скользкие от мыла, что невозможно устоять: так и хочется скользить руками все ниже и ниже, нежно касаться его члена, а ему – моих грудей, попки, бедер. Он уже стоял, как только зашел в кабинку, а от моих ласк стал твердым, почти каменным. Наученная опытом прошлых встреч, я не остановилась, хотя и поняла, что он вот-вот кончит. «Первый пошел» — Подумала я, с упоением размазывая его семя по животу. Сейчас еще один короткий раунд, и можно уже растягивать удовольствие. Я намылила его сокровище, стараясь не пропустить ни одной складочки, ни одного миллиметра, и пока я его готовила к основному действию в спальне, он неумолимо твердел, раздувался на глазах и, наконец, изверг что-то белое и липкое мне в руки.

Мы стояли под душем, терли друг друга мочалкой, целовались, смеялись, такие скользкие от мыла, что невозможно устоять: так и хочется скользить руками все ниже и ниже, нежно касаться его члена, а ему – моих грудей, попки, бедер. Он уже стоял, как только зашел в кабинку, а от моих ласк стал твердым, почти каменным. Наученная опытом прошлых встреч, я не остановилась, хотя и поняла, что он вот-вот кончит. «Первый пошел» — Подумала я, с упоением размазывая его семя по животу. Сейчас еще один короткий раунд, и можно уже растягивать удовольствие. Я намылила его сокровище, стараясь не пропустить ни одной складочки, ни одного миллиметра, и пока я его готовила к основному действию в спальне, он неумолимо твердел, раздувался на глазах и, наконец, изверг что-то белое и липкое мне в руки.

— Тебе нравится? – спросил Сурен, улыбаясь и глядя мне в глаза.

— Тебе нравится? – спросил Сурен, улыбаясь и глядя мне в глаза.

— Конечно, ты же знаешь.

— Конечно, ты же знаешь.

— Вытрешь меня полотенцем? – и я закутала его в мягкое белое полотенце. Темный, вечно загорелый Сурен в белом и мокрая, обнаженная красотка посреди огромной кровати. Мне кажется, мы прекрасно смотрелись. Я замерзла и стащила с него полотенце:

— Вытрешь меня полотенцем? – и я закутала его в мягкое белое полотенце. Темный, вечно загорелый Сурен в белом и мокрая, обнаженная красотка посреди огромной кровати. Мне кажется, мы прекрасно смотрелись. Я замерзла и стащила с него полотенце:

— Теперь твоя очередь меня вытирать.

— Теперь твоя очередь меня вытирать.

Сурен массировал мне усталые ножки, целовал пальчики и шептал нежности, пока я отдыхала и думала, как же мы сделаем это на сей раз? Мы с ним уже много чего пробовали за годы знакомства, и даже скрытые его фантазии мне известны.

Сурен массировал мне усталые ножки, целовал пальчики и шептал нежности, пока я отдыхала и думала, как же мы сделаем это на сей раз? Мы с ним уже много чего пробовали за годы знакомства, и даже скрытые его фантазии мне известны.

Даже то, в чем он боится признаться самому себе. Я обязательно осуществлю его тайную мечту, обязательно. Но сегодня ли? Я так устала… Сурен перевернул меня на живот, ласково раздвинул булочки и прошелся язычком по анусу. Примеряется. Раз я не завопила, что не надо и не сейчас, значит можно. Ну давай, котик, давай мой снежный барс, разминай меня, обхаживай. Ох, как же он мне сейчас вставит, прям в задницу… Я сжалась от предчувствия, но Сурен не отпустил меня, продолжая массировать нежную дырочку, с каждым разом чуть глубже погружая палец, шаг за шагом все ближе и ближе. Ну скорее же, ну возьми меня! Сколько можно ждать? Я застонала. Тихо, еле слышно, но он понял:

Даже то, в чем он боится признаться самому себе. Я обязательно осуществлю его тайную мечту, обязательно. Но сегодня ли? Я так устала… Сурен перевернул меня на живот, ласково раздвинул булочки и прошелся язычком по анусу. Примеряется. Раз я не завопила, что не надо и не сейчас, значит можно. Ну давай, котик, давай мой снежный барс, разминай меня, обхаживай. Ох, как же он мне сейчас вставит, прям в задницу… Я сжалась от предчувствия, но Сурен не отпустил меня, продолжая массировать нежную дырочку, с каждым разом чуть глубже погружая палец, шаг за шагом все ближе и ближе. Ну скорее же, ну возьми меня! Сколько можно ждать? Я застонала. Тихо, еле слышно, но он понял:

— Хочешь меня, красотка?

— Хочешь меня, красотка?

— Да.

— Да.

— Хочешь чтоб я вошел?

— Хочешь чтоб я вошел?

— Да.

— Да.

— Не слышу!

— Не слышу!

— Да! Да!ДА!

— Да! Да!ДА!

— Тебе придется хорошо меня попросить об этом. – и он засунул мне палец на всю длину, я даже дернулась, но он держал меня крепко.

— Тебе придется хорошо меня попросить об этом. – и он засунул мне палец на всю длину, я даже дернулась, но он держал меня крепко.

— Сурен, милый, пожалуйста…

— Сурен, милый, пожалуйста…

С лестницы раздался какой-то шорох, я открыла глаза: на пороге стоял Никита и смотрел на нас. Без удивления и без особого интереса. Как на мебель. Сурен на секунду замер:

С лестницы раздался какой-то шорох, я открыла глаза: на пороге стоял Никита и смотрел на нас. Без удивления и без особого интереса. Как на мебель. Сурен на секунду замер:

— Привет, Ник…. Третьим будешь?

— Привет, Ник…. Третьим будешь?

— А че нет? Буду.

— А че нет? Буду.

— Тогда иди в душ. Первая дверь направо. – и Никита вышел в душ, слышно было как он включил воду. Я напряглась:

— Тогда иди в душ. Первая дверь направо. – и Никита вышел в душ, слышно было как он включил воду. Я напряглась:

— Сурен, я его не знаю. Я не хочу с ним. Ты что?

— Сурен, я его не знаю. Я не хочу с ним. Ты что?

— Ты же хочешь меня, грязная женщина?

— Ты же хочешь меня, грязная женщина?

— Хочу. Я тебя хочу, но не его!

— Хочу. Я тебя хочу, но не его!

— Ты получишь меня. Но с начала, сделаешь то, что я скажу. Поняла?

— Ты получишь меня. Но с начала, сделаешь то, что я скажу. Поняла?

— Да. – прошептала я.

— Да. – прошептала я.

— Не слышу, тварь! – он схватил меня за волосы и дернул так, что я увидела его сверкающие в сумраке глаза и всерьез испугалась. Таким я его еще не видела.

— Не слышу, тварь! – он схватил меня за волосы и дернул так, что я увидела его сверкающие в сумраке глаза и всерьез испугалась. Таким я его еще не видела.

— Да, милый, да!!!

— Да, милый, да!!!

— Так-то – и он снова залез в меня своими ловкими пальцами. Я настолько боялась, что абсолютно расслабилась, лишь бы ничем ему не помешать. Пару минут он просто ласкал меня, я даже начала получать удовольствие и намокла как последняя сучка.

— Так-то – и он снова залез в меня своими ловкими пальцами. Я настолько боялась, что абсолютно расслабилась, лишь бы ничем ему не помешать. Пару минут он просто ласкал меня, я даже начала получать удовольствие и намокла как последняя сучка.

Удивительно, меня сейчас изнасилует пара кобелей, а я растекаюсь тут! Неужели я хочу этого? Не может быть! Сколько раз пробовала, всегда только боль и разочарование. Ненавижу когда их сразу двое!

Удивительно, меня сейчас изнасилует пара кобелей, а я растекаюсь тут! Неужели я хочу этого? Не может быть! Сколько раз пробовала, всегда только боль и разочарование. Ненавижу когда их сразу двое!

Дверь в ванную хлопнула, по полу зашлепали мокрые ноги, теперь затопали по ковру, все ближе и ближе. Я даже не хотела открывать глаза. Сурен опять потянул меня за волосы (Господи, что останется от моей укладки?!?), но на этот раз бережно, руками потянул за талию и поставил меня рачком. Я все еще не открывала глаз, не хотела видеть этого светловолосого урода – Никиту, рядом с собой.

Дверь в ванную хлопнула, по полу зашлепали мокрые ноги, теперь затопали по ковру, все ближе и ближе. Я даже не хотела открывать глаза. Сурен опять потянул меня за волосы (Господи, что останется от моей укладки?!?), но на этот раз бережно, руками потянул за талию и поставил меня рачком. Я все еще не открывала глаз, не хотела видеть этого светловолосого урода – Никиту, рядом с собой.

— Красотка, открой ротик, возьми его. – услышала я голос Сурена, и послушно открыла рот. В губы ткнулось что-то достаточно твердое. Я даже улыбнулась. Интересно, чей он? Смогу определить губами? Я лизнула уздечку – не понятно, засосала головку – не понятно. Взяла его весь — теперь понятно! У Сурена ствол длиннее и тоньше, это именно он мне сейчас аккуратно вставляет в анус. Профессионально, без боли, никуда не спешит, знает цену хорошему началу. Ведь чем медленнее и аккуратнее в меня входить, тем дольше я смогу терпеть. Но сейчас я не хочу терпеть. Я хочу чтоб меня имели. Мне это нравится, я чувствую, как смазка уже переполняет влагалище и стекает прямо к моему любимому члену Сурена, которым он уже в темпе орудует во мне.

— Красотка, открой ротик, возьми его. – услышала я голос Сурена, и послушно открыла рот. В губы ткнулось что-то достаточно твердое. Я даже улыбнулась. Интересно, чей он? Смогу определить губами? Я лизнула уздечку – не понятно, засосала головку – не понятно. Взяла его весь — теперь понятно! У Сурена ствол длиннее и тоньше, это именно он мне сейчас аккуратно вставляет в анус. Профессионально, без боли, никуда не спешит, знает цену хорошему началу. Ведь чем медленнее и аккуратнее в меня входить, тем дольше я смогу терпеть. Но сейчас я не хочу терпеть. Я хочу чтоб меня имели. Мне это нравится, я чувствую, как смазка уже переполняет влагалище и стекает прямо к моему любимому члену Сурена, которым он уже в темпе орудует во мне.

Как же сложно сосать, когда тебя так сладко трахают сзади. Я то и дело сбивалась с ритма, а Никита, видимо, заводился от того, что делал со мной Сурен. Он уже напоказную полностью вынимал и легко вставлял мне свой орган по самые яйца.

Как же сложно сосать, когда тебя так сладко трахают сзади. Я то и дело сбивалась с ритма, а Никита, видимо, заводился от того, что делал со мной Сурен. Он уже напоказную полностью вынимал и легко вставлял мне свой орган по самые яйца.

— Что-то мне тут уже просторно, кошечка. Ты же хочешь, чтоб мы тебя трахнули в киску. Я же вижу, как она плачет, как она просит, чтоб про нее не забыли. – Сурен нежно поглаживает меня по клитору, по губкам, нарочно обходя мое ноющее влагалище. У меня от этого мурашки по коже, мне так хочется. Но я же знаю, как это больно! Я уже пробовала! Но тогда у одного из парней был чересчур большой, а сейчас оба нормальные. И я тогда так не хотела, а сейчас там столько смазки, что хватит на двоих…

— Что-то мне тут уже просторно, кошечка. Ты же хочешь, чтоб мы тебя трахнули в киску. Я же вижу, как она плачет, как она просит, чтоб про нее не забыли. – Сурен нежно поглаживает меня по клитору, по губкам, нарочно обходя мое ноющее влагалище. У меня от этого мурашки по коже, мне так хочется. Но я же знаю, как это больно! Я уже пробовала! Но тогда у одного из парней был чересчур большой, а сейчас оба нормальные. И я тогда так не хотела, а сейчас там столько смазки, что хватит на двоих…

В общем, когда Сурен лег на спину и насадил меня на себя попкой, а ножки раздвинул и сделал приглашающий жест Никите, я не сопротивлялась. Я ждала этого. Никита вошел легко, аккуратно, чего я от него не ожидала. Ощущение наполнености добавляли горящие губы, мне казалось, что меня трахают, а все еще сосу. Никита не успел закончить движение, а я уже кончала, дергалась и стонала распятая между ними. Сурен взял меня покрепче и понеслось. Я так кричала, что эхо не успевало за мной повторять. Меня вертели, как хотели, но нежно, не травмируя. Сурен закончил быстрее Никиты, и оставил нас наедине. Меня почему-то не тошнило от его славянской рожи, я самозабвенно скакала на нем, делала глубокий минет, отдавалась в раболепных позах и немного устала, когда он все-таки залил мое лицо белковой массой.

В общем, когда Сурен лег на спину и насадил меня на себя попкой, а ножки раздвинул и сделал приглашающий жест Никите, я не сопротивлялась. Я ждала этого. Никита вошел легко, аккуратно, чего я от него не ожидала. Ощущение наполнености добавляли горящие губы, мне казалось, что меня трахают, а все еще сосу. Никита не успел закончить движение, а я уже кончала, дергалась и стонала распятая между ними. Сурен взял меня покрепче и понеслось. Я так кричала, что эхо не успевало за мной повторять. Меня вертели, как хотели, но нежно, не травмируя. Сурен закончил быстрее Никиты, и оставил нас наедине. Меня почему-то не тошнило от его славянской рожи, я самозабвенно скакала на нем, делала глубокий минет, отдавалась в раболепных позах и немного устала, когда он все-таки залил мое лицо белковой массой.

Тут – то я и очнулась. На часах 6 утра, дома муж, а я тут вся запачканная! Я ринулась в ванную, умылась, сбежала вниз на кухню, вызвала такси и стала одеваться. Когда позвонила диспетчер, я нежно поцеловала обоих и выскочила за ворота в темно-синий «Опель». Мой любимый водитель Мишка приветливо улыбнулся, но я решила, что на сегодня хватит. Я и так слишком поздно еду домой.

Тут – то я и очнулась. На часах 6 утра, дома муж, а я тут вся запачканная! Я ринулась в ванную, умылась, сбежала вниз на кухню, вызвала такси и стала одеваться. Когда позвонила диспетчер, я нежно поцеловала обоих и выскочила за ворота в темно-синий «Опель». Мой любимый водитель Мишка приветливо улыбнулся, но я решила, что на сегодня хватит. Я и так слишком поздно еду домой.

10

10