— О! – ввалилась в комнату Наташка и тут же её присутствие отозвалось эхом и в соседней комнате. Василий уже мирно спал, но разве он мог удержаться и хотя бы одним глазком не взглянуть через ту самую щель в стене на происходящее в соседней комнате.

Наташка была пьяна. Жутко пьяна. Собственно, не в первый и, наверное, не в последний раз в столь поздний час она пребывала в подобном состоянии.

Была она не одна. Её долговязый худощавый, как жердь, закутанный в поношенный до полинялости серый плащ кавалер неуверенно дергал головой, вздрагивал от каждого шороха и не был уверен, правильный ли выбор совершил.

Наташка же, ан правах хозяйки, расхаживала комнатой, оставив стоять своего гостя так, в плаще до самых пят, посреди комнаты, передвигаясь на нетвердых ногах, то и дело что-то роняя и опрокидывая.

Она что-то говорила, даже шутила и смеялась, отчего её голос становился ещё более грубым и тяжелым. Куртка, потом блуза, а далее и юбка падали одна за другой по пути её следования. Наташка разоблачалась так, ка, должно быть, только она и умела – неспешно, без излишеств и жеманства, но эффектно и эффективно. Её крепкие бедра обтягивали черные колготы, сходившиеся на талии, вверх уходила нательная футболка белого цвета, заправленная в те же колготы, через глубокий вырез рвались наружу пара колоколов, и все это она преподносила, выкладывала, демонстрировала перед замершем на месте серым потертым плащом, показывая себя со всех сторон, демонстрируя свои ягодицы, изгиб талии, размер груди, припухлость губ, яркий непослушный язык, и способность ног занимать любое положение, в плоть до состояния максимальной отдаленности одна от второй.

Её же случайный, а Василию хотелось верить, что именно так – случайный, посетитель напряженно дрожал посреди комнаты, тяжело дышал и, видимо, не имел понятия как себя вести и что делать. зато Наташка прекрасно разбиралась в ситуации, сделав пару шагов тому навстречу, одарив царственной улыбкой, она с грацией кошки опустилась на колени перед плащом, затянулась сигаретой в полный затяг, выпустила дым в сторону и опустив руку в разрез меж своих колоколов, как из шляпы фокусника, вдруг явила на свет мягкую упаковку, скрывающую под собою латексное изделие. Плащ затрясся, задрожал, но не проронил ни слова, ни сделал ни шага, ни жеста, ни движения навстречу, — просто замер и дрожал.

Наташка вновь сделал глубокую затяжку, зубами разорвала упаковку, языком вынула оттуда латексное изделие, округлила рот, выпучив вперед губы и тут же разложила на них резиновый круг, придавив снизу выступ презерватива языком.

Посетитель вновь вздрогнул, пошел мелкой дрожью лишь Наташка коснулась его ширинки, и я не видел ничего – только член, который вынырнул из-под полы плаща, сверкая своей головкой в свете настольной лампы. Наташка потрогала его рукой, помассировала, хотя то было излишним – стоял, как кол, примерила неспешно презерватив на его вершину и тут же, как в пропасть, проглотила его, распуская по ходу резинку вдоль этого стержня. Орган исчез в её гортани и лишь легкий сигаретный дымок вырывался у его основания. Посетитель запрокинул голову, впервые что-то произнес и ухватился обоими руками за Наташкину голову. А Наташка уже вертела им, как сама того желала. Опускаясь и подымаясь, падая и медленно вскарабкиваясь, нарезая резьбу и выкручивая буравчик, баловалась языком и пускала в ход зубы. Посетитель стонал, порой взвизгивал, серый плащ дрожал и, наверное, если бы не держался членом за глотку Натахи, то, наверное, уже давно рухнул бы.

Неизвестно сколько бы мог плащ ещё держаться, да и держался ли он вообще, да и вообще, на что был способен, но вдруг он легко вскрикнул – фальцетом так, тоненько, — вцепился в Наташкины волосы, устремил свой раскрытый от счастья взор в потолок, и… И было видно, как его орган завибрировал, задрожал, забился, выстреливая и выстреливая жидкость в резину, позволяя Наташке не заботиться о сперме, которая в такие минуты сразу же заливала ей горло.

Секунды радости сменились минутами умиления и ощущения того, что мечты все же сбываются. Плащ покачнулся, сделал пару шагов в сторону, оперся о стену, оставив Наташку стоять на коленях посреди комнаты. Все так же, с приоткрытым ртом, пухлыми губами, что делали её при таком освещении сходной с представительницами черного континента, с тлеющей сигаретой в руке и взглядом, в котором читалось разочарование и первые нотки злости – на столь быстрый финал она уж точно не рассчитывала и тащила этот плащ уж точно не для того, чтобы вот так, за пару минут позволить тому разрядиться. Но плащ, похоже, на большее был уже не способен, по крайней мере сейчас. И его поникшая долговязая фигура так же тихо и относительно неподвижно, замерла у стены…