Наталья

— Дим, привет, ну что там у тебя слышно, когда освободишься?

— Натусь, да тут абзац полный, похоже мы сегодня весь день и всю ночь впахивать будем как папы карлы и чует мое сердце, что еще весь день в субботу, и хорошо, если не в воскресенье, — проворчал в телефонную трубку муж

— Как это «всю ночь»? А есть вы что будете?

— Да закажет руководство какую-нибудь жрачку. Ладно, Нат, давай: тут у нас цейтнот жуткий, и начальство бесится, когда кто-то по телефону разговаривает вместо работы. Я тебе позвоню, как у нас просвет покажется. Пока, целую! — поспешно завершил разговор мой благоверный.

Слишком поспешно… Или мне показалось?

Мне 24 лет, из них семь я провела со своим мужем. Дима на два года старше меня. Он был моим первым и — как бы смешно это не звучало в наше время — единственным сексуальным партнером.

Ограниченность моего интимного опыта объясняется в первую очередь моей патологической (не подберу иного слова) неуверенностью в собственной привлекательности. И неуверенность эта, к сожалению, имеет под собой основания. При невыдающейся, но в целом довольно миловидной, круглой и курносой, физиономии, обрамленной густыми темно-каштановыми волосами (с ними мне повезло), собственная фигура стоила мне в юности немало горьких слез. Достаточно сказать, что сейчас при росте 166 см я вешу 83 кг. Один парень из параллельного класса как-то, пытаясь выставить себя знатоком женской красоты, назвал меня «аппетитненькой» — и это был единственный искренний комплимент, которого я удостоилась от сверстников в шкoльные годы. Время от времени я пыталась то сесть на диету, то заняться спортом, то сочетать обе эти методики похудания, но воли хватало ненадолго – и вскоре уменьшившаяся было на сантиметр-другой талия вновь возвращала себе утраченные позиции, а то и захватывала новые.

Думаю, вы поймете, насколько я была закомплексована и поэтому мало популярна у парней. Собственно, единственным молодым человеком, пытавшимся за мной ухаживать до знакомства с мужем, был тот самый автор комплимента про аппетитность, но собственная зажатость мешали мне принять эти ухаживания, а настойчивости он не проявил.

Немало ночей провела я без сна, погруженная в черные мысли относительно своего уродства. Наверно, можно даже сказать, что я на это уродство, неважно реальное или мнимое, медитировала. И в процессе этих медитаций, к своему удивлению, стала замечать, что, когда душевная боль и отчаяние становились нестерпимыми, где-то в груди зарождалась теплая горько-сладкая волна, которая спускалась ниже, еще ниже… и капелька-другая этой волны оставалось на моих трусиках. Иногда она не ограничивалась промежностью, но захлестывала и голову – и тогда я как будто грезила наяву. Мне виделось, как самые симпатичные парни ( а иногда и девушки) нашей шкoлы обзывают меня жирной, потной (не знаю, причиной тому лишний вес или проблемы с обменом веществ, но проблемы с повышенной потливостью у меня действительно есть), вонючей коровой. От источаемого их голосами презрения у меня подкашивались ноги, я падала на колени, поддакивала, сама изобретала для себя новые унизительные эпитеты. На этом мои видения заканчивались – я просто не могла больше удержать рук… И что это были за оргазмы!

Со своим будущим мужем я познакомилась на первом курсе. В плане телосложения Дима был мне полной противоположностью (из-за фигуры, скорее изящной, чем атлетичной, длинных, до плеч, волос, и мягкого для молодого человека овала лица его иногда издали принимали за девушку). Тем большим было мое удивление, когда я обнаружила, что на мои округлости он смотрит с искренним и нескрываемым одобрением. Чувствовать себя желанной как женщина было столь необычно для меня! Кроме того, мы прекрасно понимали друг друга, у нас были сходные интересы… В общем, в первое лето моего студенчества я наконец-то рассталась со своей девственностью. Благодаря Диме я практически перестала страдать от девичьих комплексов, а вместе с ними стали забываться и описанные мной фантазии.

Конечно, первые месяцы их отношений с их остротой и яркостью ощущений давно унеслись в невозвратную даль; работа и дела не всегда оставляли время и силы для любовных игр, но я по прежнему их ждала и в большинстве случаев муж не заставлял меня разочароваться

К получению диплома Дима (он программист, увлеченный и знающий) устроился на работу в крупный холдинг, специализирующийся на информационных технологиях и стал хорошо зарабатывать. Мы смогли снять жилье, оформили отношения, пару раз съездили в отпуск посмотреть мир и отдохнуть на море.

Еще в процессе учебы я поняла, что программирование – не мое и занялась освоением ремесла бухгалтера. Поднабравшись опыта, я не без диминой помощи, поступила на работу в их головной офис. Для директората, менеджеров и бухгалтерии из престижных соображений снимали пафосный офис в центре, а отдел разработки, где трудился Дима, загнали в помещение попроще, на окраине. Таким образом, лично мы на работе не пересекались, но несмотря на это у меня никогда не было ни малейших оснований подозревать, что муж крутит втайне от меня служебные романы, благо коллектив у них был преимущественно мужской. Никогда, до этого самого звонка…

Дмитрий

Я нажал отбой и перевел дух. Особой надежды на то, что жена поверит в сочиненную мной историю об аврале, я не питал, но ничего более правдоподобного сочинить не смог. Наташа была моей первой и единственной женщиной и — хотите смейтесь, хотите как хотите — я всерьез рассчитывал сохранить такое положение дел, как говорится, пока смерть не разлучит нас. Конечно, если бы я стал утверждать, что ни разу в жизни не посмотрел ни на одну другую женщину, мне бы никто не поверил – смотрел и не раз (кстати, фигурой они все были похожи на Наташу). Но между «посмотрел» и «завел интрижку на стороне», или даже «попытался завести» дистанция огромного размера. Словом, предмет под названием «как соврать жене и не попасться» я всю жизнь прогуливал и теперь попытался перед экзаменом наверстать. Уж что вышло, то вышло!

А теперь о том, почему мне вообще пришлось этот экзамен сдавать…

Всю эту неделю наш отдел разработки был осчастливлен вниманием руководства холдинга. Предоставлено это руководство было некой Мариной, барышней, чья конкретная должность и объем полномочий были загадочны (шептались, что это любовница председателя совета директоров холдинга), а вот уровень ее познаний (точнее их отсутствие) в сфере деятельности нашей фирмы, т.е. в разработке программ, был более чем очевиден.

Знакомство с этой обладательницей начинающихся от ушей ног, стройной (на мой вкус, так просто тощей) фигуры, пребывающей в четко продуманном беспорядке гривы черных вьющихся волос, резко очерченных скул, темных глаз с немного восточным разрезом и безграничного апломба состоялось в понедельник. В середине дня начальник отдела разработки согнал всех в так называемую переговорную (самое просторное и довольно редко используемое помещение) и представил нам эту особу, после чего предоставил ей слово.

Предоставленным словом Марина воспользовалась на полную катушку. В течение часа с лишним она распиналась о том, что видит свой долг в неуклонном повышении личной эффективности каждого сотрудника холдинга. Далее следовала обильная риторика, явно почерпнутая на каких-то бизнес-тренингах. В потоках словесной воды мелькнуло только одно конкретное средство повышения искомой эффективности: строгое следование корпоративному дресс-коду (с дресс-кодом, надо заметить, у нас было строго и до этого). Затем девица продолжила нести свою ахинею, обводя собравшихся пристальным взглядом и натыкаясь на унылые физиономии кодеров, на которых читалось: дескать, валила бы ты уже, девуля, в свой спа-салон, а нам работать надо.

Наконец она встретилась взглядом со мной…

Не могу сказать, что я воспылал к ней роковой страстью, вовсе нет. Не могу даже сказать, что я обнаружил в ее болтовне какие-то бездны смысла. Но что-то во мне в этот момент перещелкнуло. Сложно описать это ощущение. На миг показалось, что внешность и ухватки продвигаемой «папиком» юной (на вид она была на пару-тройку лет младше меня) содержанки – не более чем камуфляж, а на меня смотрит всепроницающим взором мудрая и властная женщина, — нет, Женщина с большой буквы! — которая знает обо мне все, в том числе и то, чего я и сам о себе не знаю. Ни на фактическом материале это ощущение не было основано; более того, все, что я видел и слышал, этому противоречило. Однако оно у меня возникло и мне показалось, что Марина это поняла. По крайней мере, она едва заметно кивнула, а может этот жест ко мне и не относился или и вовсе мне почудился. В любом случае наваждение (или что это было) рассеялось – и вновь перед толпой раздосадованных программистов распиналась недалекая гламурная киса.

Наконец собрание закончилось, и наш дружный коллектив стал с кислыми физиономиями разбредаться по рабочим местам. От жены я уже знал (и успел поделиться с коллегами), что предыдущую неделю Марина посвятила повышению эффективности работы нашего головного офиса. Там тоже все началось с общего собрания, после которого последовали личные беседы с каждым сотрудником с глазу на глаз, где их расспрашивали о семье, целях и предпочтениях в жизни, даже о музыкальных и кинематографических пристрастиях. Какова была цель этих расспросов, Наташа так и не поняла; по крайней мере никаких оргвыводов по их свежим следам сделано не было. Теперь, похоже, это предстояло нам…

Ближайшие дни полностью подтвердили это подозрение. Все мои коллеги прошли через беседу с этой барышней. Меня вызвали последним, уже в пятницу. Как и все, я отвечал на лишенные взаимосвязи и смысла вопросы. Нет, никаких подтверждений мое внезапное прозрение о ее мудрости и глубине не получило. Обычная девочка с неплохо подвешенным языком, огромным самомнением и какой-то (скорее всего, поверхностной; сам я не большой знаток этого предмета) начитанностью по психологической проблематике. Но сидя перед ней на стуле и что-то невпопад отвечая, внутренним зрением я видел себя перед ней на коленях, униженно испрашивающим прощения неизвестно за что, в то время как Марина с пренебрежительной гримасой крутит в руках сложенный вдвое ремень. От этой картинки… ну в общем, хорошо, что этот разговор я вел в сидячем положении. Впрочем, несколько раз Марина, отрывала глаза от моего лица и опускала их вниз, отчего мне казалось, что она прекрасно осведомлена о моей эрекции.

Должен признаться, что фантазии о женщине, ставящей меня на колени и подвергающей порке, не были для меня чем-то новым, другое дело, что они никогда не были такими яркими и никогда не посещали меня на работе. Я никогда не признавался в них жене: добрая и мягкая Наташа никогда бы не согласилась принять участие в их реализации. И вот я сижу перед этой девчонкой, дрожу при мысли о том, чтобы быть ею выпоротым, членом, зараза, болезненно упирается в брюки. При этом надо понимать, что при всем своем возбуждении о близости с ней я не мечтал настолько, насколько в принципе может здоровый молодой гетеросексуальный мужчина НЕ мечтать о близости с молодой и в общем-то симпатичной (хоть и не в его вкусе) женщиной.

— Спасибо, Дмитрий, я много вынесла из беседы с вами, — наконец со значением произнесла Марина. – Больше я вас пока не задерживаю, но рассчитываю, что смогу помочь вам в раскрытии вашего потенциала.

Бессвязно поблагодарив и попрощавшись, я вышел наконец из «переговорной». О каком потенциале шла речь и каким образом мне может помочь в его раскрытии эта фифа, было совершенно непонятно. Впрочем, собственные неожиданные переживания при общении с ней смущали меня гораздо больше, чем этот таинственный потенциал. Сидя на своем рабочем месте, я видел на мониторе не столько строки программного кода, сколько поигрывающую ремнем Марину. К счастью рабочий день уже клонился к концу, иначе неизвестно, чтобы я напрограммировал с такими мыслями.

— Димон, шесть часов, айда по домам, что-то меня эта телка из рабочего настроя выбила,- мой приятель Саша оторвал меня от этих нескромных мыслей.

— Да, давай уже валить, — я потряс головой, отгоняя наваждение. В отличие от меня, неженатый Сашка был завзятым ходоком. С несколькими его пассиями я был шапочно знаком, и если усреднить их облик, выйдет что-то очень похожее на Марину. Так что можно было поручиться, что сашкин «нерабочий настрой» был вызван противоречием между влечением к привлекательной, с его точки зрения, «телке» и осознанием того, что этот кусочек ему не по зубам.

Спускаясь на лифте, мы перешучивались относительно «представителя холдинга», пытаясь скрыть друг от друга (а в еще большей степени, каждый сам от себя) вызванные этим самым представителем эмоции.

— Во всем есть своя хорошая сторона, — разглагольствововал я, стоя спиной к двери лифта. – Пусть уж лучше эта краля повышает эффективность разработки бизнес-приложений. А представь, если бы ее хахаль был какой-нибудь шишкой в космической отрасли или в ядерной!

Увлеченный своей тирадой, я не заметил, что лифт уже достиг первого этажа и распахнул двери. Только глядя на сашкино лицо, на котором одобрительная ухмылка сменилась выражением растерянности, я понял, что что-то не так. Проследив за обращенным куда-то за мою спину взглядом приятеля, я узрел у самого лифта предмет нашей беседы в компании начальника отдела разработки. Устремленные на меня взгляды обоих начальников не оставляли сомнений, что моя фраза достигла их ушей. Несколько секунд стояла напряженная тишина. Физиономия Валерия Борисовича стремительно наливалось свекольной краской, в то время как Марина с ироничным интересом смотрела мне в глаза. Под ее взглядом я смешался и тоже побагровел.

— Да как ты смеешь так говорить о… — наконец нашелся шеф, угодливо скосив глаза на Марину, но осекся, стоило девушке сделать легкий жест рукой.

— Валерий Борисович, не беспокойтесь. – неожиданно мягко произнесла Марина. — Дмитрий всего-навсего сказал о моем невежестве в программировании. Это чистейшая правда, а сердиться на правду я читаю ниже своего достоинства. Более того, вопрос о невежестве я считаю важнейшим и хотела бы обсудить его с вашим сотрудником. Если вы не возражаете, я бы сделала это с глазу на глаз. С вашего позволения, мы с Дмитрием еще ненадолго займем вашу переговорную.

— Конечно, конечно, Марина Леонидовна, — только больная поясница помешала шефу подобострастно склониться. Значит, Марина Леонидовна…

— Благодарю вас, вы можете меня не ждать. Всем хороших выходных, — легким кивком Марина попрощалась с шефом и шагнула в лифт. – А вас, Дмитрий, я бы попросила задержаться, если это вас не затруднит.

Высокий, атлетично сложенный Саша, который за время этого разговора как будто уменьшился в объеме раза в полтора, протиснулся мимо нее по стеночке и шмыгнул из лифта. Едва он исчез, Марина нажала кнопку четвертого этажа, отрезая мне путь к отступлению.

Всю дорогу до переговорной я готовился к неприятному разговору. Увольнения я не боялся – найти работу мне бы не составило труда. А вот перед Мариной я чувствовал себя виноватым; как ни крути, злословить о ближних за их спинами некрасиво.

— Марина Леонидовна, я прошу у вас прощения за то, что распустил о вас язык, — пробубнил я, как только за нами закрылась дверь переговорной. – Я готов понести любое наказание, вплоть до увольнения.

— Не торопитесь, Дмитрий, — ответила Марина, присаживаясь на краешек стола. Мне показалось, что у нее даже голос изменился: стал чуть ниже, приобрел какие-то обволакивающие бархатистые оттенки. – Я уже говорила и повторяю, что вижу в вас недюжинный потенциал. Я считаю своим долгом помочь вам преодолеть препятствия на пути его раскрытия. Как вы считаете, какое главное из них?

Несколько секунд девушка ждала ответа, глядя на меня с загадочной улыбкой, но я так и не смог ничего из себя выдавить.

— Ну же, никаких вариантов? – Я помотал головой – Это именно то, о чем хотела с вами поговорить. Это невежество, Александр. Дремучее невежество относительно окружающих. К сожалению, оно весьма широко, по моим наблюдениям, распространено среди представителей точного знания. Вот например, вы, ничего не зная обо мне, сочли меня расфуфыренной дурой, в постели заслужившей назначение на высокую должность в фирме любовника. Я права?

— Марина Леонидовна, мне стыдно… — промямлил я.

— Я просила бы вас не называть меня по имени-отчеству. Когда к тебе так обращаются, чувствуешь себя эдакой старой кошелкой…

— Я глубоко сожалею, что оскорбил вас… — я запнулся, не зная, как к ней обращаться. Просто по имени? Слишком фамильярно.

— Не сомневаюсь, вы скоро найдете подобающую форму обращения ко мне, — Марина поняла мои затруднения. – Оставим это пока и вернемся к вопросу о невежестве. Вы меня не оскорбили – разумного человека не может оскорбить невежда. А вы, к глубочайшему моему сожалению, вопиюще невежественны во всем, кроме собственно вашей профессии. И в первую в том главном вопросе, невежество в котором особенно, не побоюсь этого слова, трагично. – Девушка печально понизила голос и сделала паузу, как будто предлагая мне самому решить, что это за главный вопрос.

— Вы говорите о познании себя? — после нескольких секунд лихорадочных размышлений я напал-таки на правдоподобный вариант ответа.

— Выходит, не все так безнадежно, — слабо улыбнулась Марина. – Конечно, я имела в виду самопознание. Уверена, что смогу помочь вам в этом. Если вам это интересно, можем начать прямо сейчас,.

Разговор становился все более странным – в самом деле, не каждому доводится поболтать с начальством о смысле жизни. Впрочем, больше всего меня поражал не внезапный поворот разговора, а то обстоятельство, что моя внезапная интуиция была верной: Марина оказалась гораздо более глубоким человеком, чем могло показаться по первому впечатлению. И этот человек искренне (слушая ее голос, я не мог в этом усомниться) сожалел о моем несовершенстве и желал мне помочь. Завороженный ее голосом, я ожидал чего-то удивительного. Сердце стучало, кровь пульсировала в голове, в горле пересохло.

— Я был бы вам искренно благодарен… — прохрипел я и вновь споткнулся об обращение.

— В таком случае посмотрите внутрь себя. Было ли ваше раскаяние, о котором вы мне неоднократно пытались сказать, вызвано лишь страхом потерять работу? Или же, — Марина сделала многозначительную паузу и демонстративно медленно положила ногу на ногу, — оно было искренним? В последнем случае, я уверена, сердце подскажет вам, как его выразить достойным образом.

Раскаяние, которое я испытывал из-за дурацкого мнения, которое у меня сложилось о ней вначале, а особенно из-за того, что я его успел выразить публично, было самым настоящим. Не знаю, была ли это подсказка от сердца, но ощутив легкое головокружение, я рухнул перед Мариной на колени. В следующий момент, не удовлетворившись этой позой, я прижался лицом к линолеуму возле ее щегольских сапожек на высоком каблуке.

— Умоляю простить меня, Госпожа Марина! – как только я произнес слово «Госпожа!», во мне словно рухнула какая-то преграда. Я понял, что именно этого обращения от меня ждали; более того именно так мне хотелось обращаться к этой удивительной женщине. – Я готов принять любое наказание, чтобы искупить отвратительные слова о Вас. — Каким анекдотическим идиотом, должно быть, я себя перед ней выставил, смешав свои эротические фантазии со служебными отношениями! Я ожидал, что девушка рассмеется над моим жестом, но, к моему удивлению, она отнеслась к нему совершенно серьезно.

— Что ж, я предоставляю тебе возможность заслужить прощение, — Госпожа Марина покачала перед моим лицом носком сапога. Я счел это приглашением и припал губами к блестящей черной коже, шепча слова благодарности.

— Честно говоря, никогда не понимала стремления некоторых людей мусолить бесчуственную кожу. Тем более, что мои ножки устали за день, — капризно промурлыкала Госпожа.

От этих слов мое волнение, и без того зашкаливавшее, поднялось до уровня, кажется, предынсультного состояния. И одновременно я снова, как и парой часов раньше, ощутил редкой силы возбуждение. Госпожа Марина дозволяет мне прикоснуться к ее ногам? Или я неправильно ее понял? Наташа частенько просила меня помассировать ей ноги; я любил это делать, любил тихонько принюхиваться к запаху ее ступней. Наташа воспринимала это просто как массаж, а для меня это была прелюдия к сексу, а иногда (например, во время наташиных менструаций) и его своего рода замена. Прикосновение к женским ступням было для меня почти столь же интимным актом, как и к промежности.

Заметив мое замешательство, Госпожа Марина нетерпеливо шевельнула ногой. Решившись, я дрожащими руками потянулся к молнии правого сапога…

Взяв в руки ее маленькие ступни в кружевных черных чулках, я принялся нежно их разминать. Госпожа тихо постанывала от удовольствия в такт нажиму моих пальцев.

— Тебе нравится? — прошептала Госпожа Марина. С этим словами она вынула ступни из моих рук и уперлась ими в мое лицо, можно сказать, легонько пнула меня.

День, проведенный ею в сапогах, давал о себе знать даже несмотря на чулки. Жадно вбирая в себя запах ее ног, я благоговейно прикоснулся губами к ее пяткам.

— Очень нравится, Госпожа Марина! — я попытался ответить, не прерывая поцелуя, отчего моя фраза вышла не слишком разборчивой, но Госпожа поняла.

— В таком случае я хочу видеть, НАСКОЛЬКО тебе они нравятся! – она отняла ноги от моего лица

На несколько секунд я снова замялся, не будучи уверен в точности понимания приказа.

— Не притворяйся, что не понимаешь, о чем речь! – реплика Госпожи, резкая, как щелчок бича, вывела меня из замешательства. Было похоже, что приказ был понят правильно, и я, покраснев еще больше, если только это еще было возможно, потянулся к ширинке. Через несколько секунд я стоял перед ней на коленях со спущенными до пола брюками, бесстыдно демонстрируя, насколько мне пришлось по вкусу такое обращение со мной.

— О да, теперь я вижу, что ОЧЕНЬ нравится, — Госпожа Марина наклонилась ко мне, , взяла за галстук и привлекла к себе, так что я ощутил на лице ее дыхание. – Надеюсь, ты отдаешь себе отчет, — она оперлась руками о мои плечи, приподняла правую ногу и довольно болезненно надавила ею на мои яйца, — что удовлетворить свою похоть со мной у тебя нет ни малейшего шанса?

— Госпожа, — пробормотал я, стараясь не застонать от боли с легким привкусом удовольствия, — поверьте, я бы никогда даже в мыслях не осмелился…

Нога Госпожи Марины была босой, замах — совсем коротким, но мне хватило и этого. От удара в пах я проглотил окончание тирады, вскрикнул и резко дернулся. Не дав прийти в себя, она взяла меня за подбородок и внимательно посмотрела в глаза. Под ее взглядом я почувствовал, что таю и растекаюсь, как масло на сковородке.

— Вижу. Вижу, что ты «бы никогда даже в мыслях не», — подтвердила Госпожа, жестом приказывая надеть ей сапоги. — Поздравляю, ты выдержал вступительный экзамен на курсы по самопознанию, торжественно заявила она, когда я закончил возиться с молниями. – Первое занятие сегодня ночью у меня дома.

— Но, Госпожа…

— Но?

— Госпожа Марина, я…

— Давай обсудим твои «но», раз уж они возникли, — прервала меня Госпожа. – Обговорим даже те «но», которые, возможно, еще не успели возникнуть. Во-первых, если тебя интересует, что будет, если ты ко мне не приедешь, отвечу: ничего. Ты продолжишь у нас работать до тех пор, пока тебя будут устраивать условия, а ты будешь устраивать нас как работник. Ты просто больше никогда не получишь приглашения и безвозвратно упустишь свой шанс. Во-вторых, если тебя беспокоит, как отнесется к этому Сергей Александрович (так звали председателя совета директоров нашего холдинга, которого молва связывала с Госпожой Мариной), могу тебя успокоить: он ни в коем случае не буду возражать. Если же ты переживаешь из-за своей супруги, я отдам распоряжение бухгалтерии, чтобы тебе оформили работу в ночную смену, так что у тебя будет перед ней оправдание. Это все, чем я могу тебе в данном вопросе помочь. – Госпожа порылась в сумочке, извлекла оттуда визитку и протянула мне. — А теперь решай, «но» или берешь визитку. Ответ я должна получить в течение минуты, — безапелляционно подытожила она.

Тяжело сглотнув, я потянулся к визитке, но в этот момент я представил себе Наташу… Что она скажет, когда правда о моей «ночной смене» выплывает наружу (когда-нибудь же это произойдет) и одернул руку. Госпожа Марина с легким удивлением приподняла бровь и сделала движение убрать карточку.

Мое сердце разрывалось. Я не мог предать Наташу, но, черт возьми, это действительно был шанс! Никогда еще я не получал столько ярких ошеломляющих впечатлений, как за эти полчаса (впрочем, за продолжительность нашей «беседы» не поручусь, представление о ходе времени я вообще потерял) и было ясно, что это только доли процента того, что я мог бы получить, если бы согласился пройти эти «курсы». Карточка уже почти скрылась в сумочке; еще мгновение – и все!..

…Госпожа Марина даже вздрогнула от неожиданности и слегка отстранилась, настолько резко я потянулся за вожделенным кусочком картона.