1

Отец мой самых лучших правил, когда не в силу занемог, он уважать себя заставил, развёлся тут же и был таков.

Мне было четырнадцать, сестре восемнадцать, когда папаша наш нашёл молодую любовницу и свалил. Мы остались одни.

Мама держалась молодцом. Молодцом-огурцом. Сложно представить, чтобы женщина сохранила жизнерадостность после измены и предательства любимого мужа. Это я сейчас понимаю, что она не выдавала эмоций, держала всё в себе, чтобы не травмировать нас. А тогда мне казалось, что у взрослых нет с этим проблем. Ну развелась, ну подумаешь, и что теперь, плакать? Найдёт другого, лучше прежнего. Уж получше, чем такой козлина, как мой отец.

Молодо зелено. Я не знал проблем с деньгами, жильём, не боялся одиночества. По молодости, ты думаешь, что мир ждёт тебя с распростёртыми объятиями.

Развод объединил нас — меня, маму, сестру. Мы стали внимательнее относиться друг к другу, боялись, что ли, потерять то, что осталось. В любом случае, когда сестра неожиданно собралась замуж (она училась тогда на четвёртом курсе), мы с мaмoй заволновались. Поначалу приуныли, конечно, потом порадовались за неё.

Её жених Гарри (уж не знаю, имя у него такое нерусское) был обычным менеджером в крупной компании. Высокий, черноволосый, интеллигентный. Своим баритоном, улыбками и постоянными ухаживаниями за мамой сразу очаровал её, затем попытался закрепить союз со мной, но мне его попытки, хоть и искренние, показались излишними.

«Зачем меня-то окучивать? — думал я. — Вот у тебя есть сестра, занимайся ею».

Гарри был без ума от сестры. Она от него, судя по всему, тоже. Более счастливой пары я не встречал. Свадьба неожиданно приобрела неформальный оттенок. Друзья Гарри — такие же чумовые, как и он сам, — бесились до утра. Они все были постарше сестры на пять лет. Мы с мaмoй только смотрели, чтобы нас по ошибке не взяли в оборот.

Но вот отгремела свадьба, отыграли вальс Мендельсона, сестра Оля уединилась на съёмной квартире с Гарри для создания новой ячейки общества. Мы с мaмoй вздохнули с облегчением, выдав замуж невесту. Всё-таки не каждый день решаешь непосильную задачу по организации свадьбы на сто гостей. И только мы так вздохнули с облегчением, как звонит сестра и заявляет:

— Мы тут с Гарри подумали, а не пожить ли нам пока вместе?

— Пока что? — выдохнула мама.

— Пока мы денег на квартиру не насобираем. Нам уже совсем чуть-чуть осталось. Гарри — самый лучший на свете. Он давно копил деньги, потому что знал, что встретит меня, что мы полюбим друг друга и поженимся.

Вот такой лапши он ей навешал, чтобы переехать к нам жить. Они заселились в комнату напротив моей и с первых же дней начали устанавливать свои порядки: отдельные полки в шкафу, специально выделенные места в ванной, чтобы, не дай бог, у молодых не возникло проблем с утренним туалетом.

В тот год я только поступил в университет, Оля заканчивала учиться. Финансовые вопросы неожиданно для всех взял на себя Гарри. Он хорошо зарабатывал, даже слишком.

— Ну что вы. Мне как-то неудобно, — по вечерам причитала мама.

Холодильник ломился от еды, Гарри держал руку на пульсе всех хозяйственных вопросов. Втёрся в доверие, повадился называть Надежду Николаевну «мамой». Даже я маму «мамой» не называл. А он только и втирал бальзам в израненную душу:

— Если мама не возражает, я бы хотел приготовить сегодня ужин.

Гарри отлично готовил. Как в лучших домах Франции. Одна сервировка чего стоила.

Мама, конечно, не возражала, она полдня стояла на реализации в торговом центре, продавала чужой товар за чужие деньги. Приходила с работы уставшая, но полная любви, потому что дома её ждали дети. Как-то незаметно Гарри стал для неё таким же родным, как я с сестрой. Мама могла, например, уединиться на кухне с Гарри и начать вместе с ним готовить. Тогда её весёлый смех то и дело доносился из кухни. Мы с сестрой могли в этот момент, например, смотреть телевизор, ждать, пока нас позовут. Оля счастливо улыбалась, прислушиваясь к голосам, которые доносились из кухни. Иногда она подпрыгивала и бежала туда — так ей хотелось узнать из-за чего весь сыр-бор разгорелся.

2

Примерно через месяц после переезда молодых в нашу квартиру произошёл казус, поставивший меня в неловкое положение перед Гарри.

В то утро я сидел за компьютером в своей маленькой комнате, просматривал один порно-ролик, который уже пару дней выносил мне мозг. Я засыпал с фантазией о двух девушках, ласкающих мой член язычками, просыпался с каменным стояком в трусах. Стоит ли упоминать, что я неустанно дрочил, кончал каждые два-три часа дневного времени и пять-шесть ночного. Изматывал себя до умопомрачения.

В тот день Оля уже ушла на занятия, мама на работу, я же учился во вторую смену. Оставался Гарри-лежебока, работавший по свободному графику. Его зарплата была привязана к объёму продаж, а продавать он умел. Впаривал мечту на работе и дома, любой каприз за ваши деньги.

Было утро. Я сидел спиной к двери и не заметил, как он вошёл. Обычно дверь прикрыта, а тут оказалось, что её совсем бесшумно отворили. Гарри застал меня во всей красе: со вздыбленным членом в правой руке, с жёстким порно на экране. Мужчина как раз достал распаренный член из задницы блондинки и сцеживал огромный заряд спермы в рот брюнетки. Та, положив голову на копчик подруги, широко открыла рот и высунула язык. Мой любимый момент — когда мощные струи спермы бьют фонтаном в рот, стекают по губам в разбитый анус. Я всегда стараюсь кончить одновременно с актёром, чтобы поглубже погрузиться в сцену, стать её соучастником.

— Классная дырка! — раздался вдруг голос за спиной.

Я мигом заправил кончающий член в штаны, обмяк, поражённый чувством стыда. Оргазм продолжал будоражить всё тело и мозг. Зарево румянца прилило к голове, окрасило уши.

Гарри зашёл сбоку, довольная улыбка замерла на его безмятежном лице. Он делал вид, что не замечает сгустков спермы на моей чёрной майке. Я пытался поправить майку в этом месте. Глаза Гарри возбуждённо блестели, и он, не стесняясь, рассматривал застывшее порно на экране.

— Нравится тебе? — спросил он, бросив на меня короткий взгляд.

Я повёл плечами, выражая неуверенность. Честно говоря, говорить о таких вещах с Гарри мне не хотелось.

— У меня тоже есть кое-что интересное, — Гарри хитро прищурился. — Ща, погодь, — он вышел из комнаты и вернулся через пару минут с конвертом. — На вот, никому не показывай! — он поднёс указательный палец ко рту, заговорщицки улыбнулся.

Я кивнул, принимая конверт. Я всё ещё не мог отойти от стыда, вызванного неожиданным вторжением, одновременным оргазмом, невозможностью противостоять волне удовольствия.

Гарри вышел из комнаты, быстро позавтракал и ушёл на работу, а я остался дома болезненно переживать позор. Я долго думал о возможных последствиях, но ничего слишком ужасного в том, что Гарри застал меня врасплох, я не видел.

«Хорошо, что в комнату вошёл Гарри, а не сестра или мама,- думал я. — Конечно, он видел пятна спермы на майке. Но как благородно с его стороны было сделать вид, что он ничего не заметил».

Конверт лежал передо мной на столе. Я стеснялся даже заглядывать в него. По заверениям Гарри там находилось нечто крайне пикантное, что может меня заинтересовать. А значит, заглядывая в конверт, я одновременно подтверждаю статус лица заинтересованного — домашнего мaльчика-задрота, девственника-неудачника, каким я по сути и являлся.

Любопытство всё же побороло во мне стеснение, я нашёл в себе силы открыть конверт и заглянуть внутрь. Увиденное повергло меня в шок, никогда ничего подобного я даже представить себе не мог.

Это были интимные фотографии Оли и Гарри. На одном снимке сестра сидела на корточках, абсолютно голая, задрав голову вверх. Её руки лежали на коленях, широко открытый рот улыбался. Высунув язык, перемазанная спермой, Оля вылизывала длинный гладкий ствол, который, судя по всему принадлежал Гарри. Бордовая головка, притянутая вниз за уздечку под давлением железной эрекции, оплыла, раздалась в размере, вызывая у сестры самые тёплые чувства. Оля облизывала, обласкивала член на разных фотографиях. На одной она лежала на спине под Гарри. Он вогнал в неё свой кол наполовину, замер так, выискивая нужный ракурс, чтобы ухватить часть себя и всю сестру.

Оля, как и мама, имеет абхазскую внешность чернобровой красавицы. У нас у троих чёрные глаза и волосы. Оля с мaмoй очень похожи. Уж такая особенность в нашем роду по женской линии: женщины не стареют. Обе черноволосые, стройные, лица вечно светятся от улыбок, щёчки у них одинаково наливаются задором. Этого у Оли с мaмoй не отнять: как соберутся вместе хохотушки на даче, так визг стоит — через дорогу соседки прибегают спросить, что случилось. А если рядом ещё и Гарри со своими шуточками зарядит, так вообще хоть стой, хоть падай.

Я не такой. Мне эти бабские радости ни к селу, ни к городу. Я-то и не знал, что Оля ржёт, когда сексом занимается. Я-то думал, у них там всё серьёзно. А оно вона как, оказывается. Она лежит под ним, как лягушонок, розовая писька выбрита, только тонкая полоска на лобке, грудки с бурыми сосочками торчат в разные стороны. Сама улыбается задорно, как всегда, как будто и не трахают её вовсе огромной шнягой, а так просто — поигрывают. А потом, когда этот шланг заливает её спермой, она вновь ржёт, выглядывая из-под сгустков спермы, стекающих по бровям на щёчки. На другой фотке Оля стоит раком, раздвинув ноги. Её голова, перевёрнутая, охваченная густым водопадом чёрных волос, смотрит в камеру, делает буську прямо под розовыми дольками влагалища, которые, полураскрытые, требуют мужского внимания. Олина киска похожа на сочный персик, расщеплённый, но не разломленный до конца. Как будто внутри даже косточка видна, и если пальчиком снизу надавить, то и вишенка вывалится.

Все эти мысли молниеносно пронеслись в моей башке, охваченной безумным возбуждением при виде родной сестры, которая так легко занималась развратом и давала себя при этом фотографировать.

Я нашёл фотографию, где Олино лицо было залито спермой, и кончил так же бурно и густо, как Гарри.

— Оленька, — шептал я, представляя, как размазываю сперму у неё по лицу.

Фотографии имели глянцевое покрытие, я подумал, что сотру сперму через минуту, но новая волна возбуждения при виде Олиного лица, заляпанного двойным слоем спермы — моей и Гарри, — охватила меня по пути в ванную. Я положил фотографию на стиральную машину и принялся жёстко мастурбировать. Новый дичайший оргазм накатил из пустых яиц, выпотрошил меня до основания.

В тот день я проклинал себя за слабость, проклинал Гарри-искусителя за то, что он открыл мне глаза. Он, как змий, подкрался из-за спины и всучил мне ядовитое яблочко, отравленное зерном истины: я хочу свою сестру, хочу трахать и кончать в неё, на её лицо. Хочу залить её лицо спермой, чтобы она обсасывала мой член, пока я рукой ласкаю её киску. Сперма Гарри смешивается с моей, два мужских оргазма растекаются у неё по языку, соскальзывают в жадное горлышко. И наши члены возвышаются над ней, застывшие в железной стойке. Мы с Гарри — только он и я — трахаем сестру в открытые дырки — влагалище и рот, доводим её до девичьего экстаза. Она извивается под нами, хохочет и сосёт. Её трахают, а она смеётся — так ей хорошо с нами. Мы кончаем, а она улыбается. Рот до ушей, она счастлива, довольна, что мы стреляем ей в рот, попадаем и мажем, размазываем промахи по щекам, играем слизкими головками членов на губах. Она — моя сестра — создана для любви, для того, чтобы её трахали, занимались с нею любовью в спальне. Теперь она в хороших руках, и хороший член в ней. С таким размером Гарри нечего стесняться, он может хоть завтра отослать фотки в порно-студию, его с радостью пригласят на съёмки. Сестра тоже могла бы стать порно-звездой. С таким задором сосать член, насаживаться на него, позировать перед камерой.

Я мечтал о сестре, о Гарри, о нас троих много дней. Лишь спустя некоторое время разум начал сопротивляться, включаться в поток фантазий.

«Она — моя родная сестра, — корил я себя. — Нельзя так с ней. Нельзя даже думать так плохо. Нехорошо это».

Я чувствовал неправильность фантазий, но не мог объяснить, почему это плохо.

Масла в огонь подлил Гарри:

— Ну как понравились фотографии? — спросил он спустя некоторое время, зайдя ко мне в комнату. — Сестрёнка твоя — огонь!

Я злился на него, он играл со мной, как с котёнком.

— Ты действительно любишь её? — спросил я как можно жёстче.

Гарри поменялся в лице, притворная маска самолюбования опала. Он стал трагичен, как Гамлет.

— Думаешь, я бы дал эти фотографии кому-то ещё? — спросил он. — Я, может, только потому и дал их тебе, что ты её брат, а значит любишь её, то есть по-настоящему любишь и не станешь смеяться.

Вот как. Я сидел, проворачивая в голове странные рассуждения Гарри.

— Зачем мне это? — спросил я не так уверенно.

Гарри, когда колебался, открывал рот, облизывал губы. Тогда он тоже посмотрел на меня мучительно долго, взвешивая все за и против.

— Оля хочет заняться сексом со мной и другим мужчиной. А у меня, как назло, никого из друзей нет, кто подходит на эту роль. Все какие-то стрёмные. Понимаешь, что я имею ввиду?

Нет, я понятия не имел, что значит «стрёмные» друзья для секса втроём. Но на всякий случай кивнул утвердительно.

— Я не думаю, что это хорошая идея, — сказал я, придав голосу лёгкое безразличие.

— Почему? — Гарри улыбнулся с хитрецой в глазах.

— Я ведь её брат как-никак. Ты вообще спрашивал её, что она думает по этому поводу?

— Нет. Она вообще не будет знать, кто станет третьим.

— Как это? — я с недоверием уставился на него.

— Она хочет делать всё с завязанными.

— М-да-а… — я крутился на стуле, ошарашенный необычной фантазией сестры.

«А что если она действительно мечтает о сексе с завязанными глазами? В этом что-то есть, — думал я. — Когда не видишь партнёров, но один из них твой муж, то, наверное, не так стыдно и совсем не страшно».

— Ну так как? — Гарри дал мне передохнуть. Он стоял у окна, засунув руки в задние карманы. Он всегда так стоял, когда смотрел во двор, мог бесконечно долго рассматривать детишек, идущих вереницей в шкoлу, расположенную напротив нашего дома.

— Не знаю, — я отвернулся. — А вдруг она узнает?

— Ну и что? — Гарри уставился на меня с улыбкой. Я боковым зрением чувствовал его взгляд — коварный, настойчивый.

Он продавал мне сексуальную фантазию, к которой я не был готов. Она могла стоить мне слишком многого: совести, чести, сестры. Слишком большую цену я мог заплатить за непростительную ошибку.

— А то, что нельзя спать с родными, — в моём голосе скользнула тень обиды. — Если любишь по-настоящему, то не станешь так делать, — я с вызовом посмотрел на Гарри.

Дошла до него моя мысль?

Он согласно кивнул.

— Это верно. Я бы тоже на твоём месте засомневался. Сестра ведь всё-таки родная, не сводная и не двоюродная. У меня вон брат, а с сестрой не знаю как бы я поступил.

Гарри помолчал, слегка посапывая в стекло. Он почти прилип к окну, так ему нравилось рассматривать происходящее в аквариуме. Осенний пейзаж наводит грустные мысли на всякого бездельника.

— Ладно, — продолжил он. — Раз ты не хочешь, придётся искать кого-нибудь на стороне, — Гарри почтительно улыбнулся, кивнул, выражая согласие с итогами переговоров, и вышел, оставляя меня с нелёгкими мыслями о заманчивом предложении, которое мне пришлось отклонить.

3

Оля училась на последнем курсе журфака, утром уходила на занятия, возвращалась после обеда. Мы пересекались в основном вечером и утром. На выходных Гарри вывозил нас на дачу, которую мама приобрела, откладывая по чуть-чуть в течение многих лет.

Стояла весна — чудесная пора открытия дачного сезона. Наличие машины и, главное, водителя сразу поменяло суть дачного вопроса. В доме появился мужчина, я тоже помогал, но с Гарри стало всё как-то веселее и проще. Мама горела желанием извлечь из дачи максимум выгоды, чтобы Гарри меньше тратился на еду, чтобы молодые поскорее накопили денег на собственное жильё. В летнем домике мы обедали привезёнными продуктами, мечтали о сказочных урожаях картошки, помидоров и огурцов, которые, судя по буяющей зелени на участке, обещали стать рекордными.

Мама часто оставалась ночевать на даче, мы с сестрой и Гарри возвращались домой. Я ложился спать, слушая, как долго Оля не может уснуть, давясь от смеха. Гарри веселил её постоянно, где бы мы не находились, он всегда пользовался моментом, чтобы пошутить. Я даже начал ревновать его, так он был обворожителен. Если бы он не был также дружелюбен и почтителен по отношению ко мне, я бы, пожалуй, записал его в свои враги. Он часто лапал сестру, когда рядом был только я. Я мог, например, сидеть на кухне и пить чай, а Оля крутилась перед зеркалом в прихожей, готовясь к университету. Гарри целовал её на прощание. Делал это излишне страстно, опускал при этом руки на попу сестры, мял её так, чтобы я становился свидетелем. Я несомненно понимал, почему он пристаёт к сестре особенно активно, когда рядом я. В такие моменты Гарри поворачивал сестру ко мне спиной и устраивал показательное выступление. Смотрел на меня через Олино плечо, как бы говоря: «Видишь, чего ты лишаешься!» Я отворачивался или опускал взгляд. Мне было неприятно чувствовать себя объектом соблазнения.

Оля не стеснялась целоваться с Гарри при мне, но почти никогда не затягивала формальный поцелуй при маме. Со мной у Оли были доверительные отношения. Мы часто говорили о любви, отношениях между полами. Благодаря ей я всегда общался с девушками на равных. Но это не мешало мне оставаться девственником из-за излишней скромности. В мечтах я представлял себе девушку, которая сразу станет моей женой. Как Оля с Гарри, мы влюбимся друг в друга по уши и, души не чая, доверимся супружеству до конца.

###

В конце июля установилась жаркая погода. Мы с мaмoй часто оставались ночевать на даче, молодые возвращались в город «поразвлечься».

Была суббота, вечерело. Я собрался сходить с удочкой на ближайшую сажалку, и тут позвонил Гарри:

— А ты не мог бы приехать домой? — бархатным баритоном спросил он. — У Оли температура поднимается, знобит. Надо бы в аптеку сходить и магазин, а я не хочу её одну оставлять.

Я сразу согласился, добираться от дачи до дома на автобусе пятьдесят минут. Мама легко проглотила моё нежелание сидеть с ней. Гарри попросил не рассказывать ей про Олю, чтобы не беспокоить лишний раз.

В квартире приглушённо играла музыка. Гарри встретил меня у порога.

— Хорошо, что ты так быстро приехал! — в вполголоса сказал он. — Она вся горит! — он был взволнован, и я поспешил за ним в комнату, где по моим расчётам Оля лежала с температурой.

Она стояла абсолютно голая на четвереньках, повёрнутая на кровати лицом к стене, попой к двери. На глазах у неё была плотная повязка, какую обычно используют чтобы уснуть.

Я оторопел, застыл в дверном проёме.

— Говорю тебе, она вся горит! — восторженно включился Гарри. — Правда, Оленька? — он подошёл и шлёпнул сестру по заднице.

— Да, — промурлыкала она в ответ и вильнула задом.

Гарри средним пальцем пригладил Олину приоткрытую киску. Сестра изогнулась и ещё шире раздвинула бёдра, опускаясь ниже.

Я стоял, опустив руки, поражённый реальностью происходящего. Я бы мог развернуться и уйти, но Гарри делал всё так естественно, что я не мог оторваться.

Он скинул джинсы с трусами, его длинный член почти стоял, полураскрытая головка воткнулась в Олину щель. Гарри демонстративно повернул Олю так, чтобы мне было всё видно. Он вставлял член во влагалище, вводил его наполовину, потом доставал, шлёпал Олю по попе. Неожиданно она захихикала, ей явно доставляло удовольствие играть в такие игры.

Не успел я что-либо подумать, как Гарри, оторвавшись на секунду от сестры, схватил меня за руку, подтащил к Оле и сунул мои пальцы в мокрую щель.

Горячий озноб возбуждения моментально прокатился по телу, меня трясло, и голова шла кругом, хоть внешне я не подавал признаков помешательства. Механически гладил горячую слизкую плоть под пальцами. Я делал это слишком нежно и неуверенно, как будто гладил лепестки розы, которую боялся сломать.

Гарри тем временем зашёл спереди и воткнул член сестре в рот. Она сладко застонала, раскачиваясь вперёд-назад, насаживаясь на мои пальцы и член Гарри. Я по-прежнему стоял, как истукан, поражённый ненормальностью происходящего. Мне было жаль сестру, ведь я обманывал её. И одновременно приятно, чертовски приятно было видеть, как она получает удовольствие. Я изучал форму её влагалища, исследовал скользкие контуры внешних и внутренних губ. Постепенно я входил во вкус, становясь настойчивее в попытках сделать ей приятно. Она мурлыкала с членом во рту, а Гарри всем своим видом показывал, что занимается такими вещами каждый день, что девочку нужно обхаживать и для этого я, так же как и он, должен снять джинсы и начать уже наконец трахать текущее влагалище.

Видимо, на моём каменном лице не было и доли желания трахать сестру, потому что Гарри, оставив Олю в покое, подошёл ко мне с задранным членом и мигом стянул с меня джинсы с трусами. В тот вечер он крутил и вертел мною, как хотел. У меня не было опыта даже поцелуев с девушками, не то что группового секса. Не то что с сестрой… Я, как телёнок, тряпичная кукла, переходил туда, куда меня двигали, делал то, что мне ненавязчиво предлагали. Мне казалось, что вот он мой шанс, не ударить в грязь лицом. Я не должен облажаться, кончить слишком быстро или не возбудиться.

Мой член предательски висел, не смотря на общее возбуждение, эрекции у меня не наступило.

В следующий момент Гарри подтащил меня к Олиному лицу, и мой вялый член влетел в горячий рот сестры. Она втянула его до конца, стиснула губами, заскользила языком по расслабленной колбаске. Я быстро набирал твёрдость. Гарри уже трахал сестру, зайдя сзади, его уверенные мягкие движения вызвали у сестры порыв страсти. Она кинулась сосать мой член, как ненормальная. В эйфории безумия я прикрыл веки, в горле всё пересохло, майку я решил наконец снять.

Гарри вертел нас дальше: выдал мне презерватив и положил сестру на спину. Раздвинув ей ноги, он пригласил меня войти в неё. Я по-пластунски лёг на неё и сразу проник до конца в тёплую упругую щель. Оля издала очередной сладкий стон, который тут же был приглушен членом Гарри. Он показывал, как водить членом во рту сестры. Он трахал её в рот, а я делал то же самое снизу, убеждая себя, что стараюсь ради фантазии сестры, что я лучше, чем какой-нибудь «стрёмный» друг.

Гарри положил руку мне на плечо, гладил меня. Я расценил этот жест, как порыв дружелюбия, всё-таки мы вместе удовлетворяли сестру. Но дальше его рука поднялась мне на шею, обхватила голову сзади на затылке. Гарри гладил меня, как щенка: ласково и в то же время потворствующе. Как будто это он допустил меня к телу сестры, а не я был обманом втянут в авантюру.

Неожиданно он наклонился и поцеловал меня взасос. Быстро и безболезненно. Я замер, вновь застыл, соображая за семерых. В моей башке не укладывалось, зачем он это сделал. Я елозил на сестре, он потрахивал её в рот прямо перед моими глазами. Музыка, достаточно громкая, чтобы ретушировать нюансы восприятия, смазывала впечатление реальности времени.

Гарри гладил меня, придерживая сзади за шею. Соскочив с кровати, он зашёл со спины, положил руку на мою мошонку. Его ладонь полностью обхватила яички, мягко потянула их, указывая направление. Он притягивал меня за яйца к сестре, массировал мошонку, и мне это нравилось. Это нравилось и сестре, она тоже чувствовала промежностью ладонь Гарри, скользящую между нами. Внезапно Гарри наклонился и языком лизнул меня в мошонку. Я ещё больше оторопел, теперь я, как в бреду, сражался с желанием вскочить и убежать. Но горячий язык Гарри нежно щекотал мои яйца, он втягивал ртом шарики, скользил вверх к анусу. Я думал о гомосексуальности. Что это, если не гомосексуализм? И всё-таки, пока я лежал на сестре, лишаясь девственности, мне хотелось думать, что игры Гарри — это очередная блажь, фантазия — его или сестры.

Вылизав мою мошонку, Гарри вернулся к ротику сестры и поцелуям. Он стремился поцеловать меня, я уворачивался, но силы мои волевые были на исходе. Оторваться от сестры я тоже не мог: Гарри сцепил её щиколотки у меня за спиной, дав Оле команду двигать меня к финалу. Она была рада стараться: вцепилась ногами, пяточками забила по попе. Но всё это ни в какое сравнение не шло с тем, что Гарри вытворял спереди. Он-таки добился от меня поцелуя. Затем заставил меня поцеловать сестру в губы. Плотная повязка на её глазах уже не вызывала у меня опасений за раскрытие тайны. Я, как мне казалось, учился целоваться с Гарри, чтобы целоваться с сестрой. Он учил меня всему, я доверился его опыту, стал послушным помощником в доставлении удовольствия сестре.

Неожиданно член Гарри воткнулся между нами, и я отпрянул. Он успел дотронуться до моих губ. Оля лежала в двадцати сантиметрах подо мной и сосала длинный ствол, который уже не вызывал у меня неприятия. Гарри достал член и пошлёпал Олю головкой по губам. Сестра захихикала, губами и языком вылизывая залитую камнем плоть. Гарри убрал член и вновь притянул меня к поцелую с сестрой. И вновь, стоило мне лишь только почувствовать Олин язык у себя во рту, как огромная шняга Гарри скользнула между нами. В этот раз я почему-то не стал убирать голову. Мне было всё равно, я хотел целовать сестру, она хотела целовать меня. Мы хотели сосать член, чтобы целоваться. Мы ласкали член Гарри, пытаясь найти соприкосновение губами, наши языки искали пути по стволу, чтобы соприкоснуться. Мы не заметили, как увлеклись. Губы сестры, мои слились с головкой Гарри. Оля учила меня отсасывать у Гарри, Член нырял сначала ей в рот, затем мне. Я уже не сопротивлялся, мне только хотелось стать ближе к сестре. Она забила ногами, влагалище, в котором я нашёл неземное блаженство, обтянуло меня плотным кольцом, сжалось в экстазе, и я кончил. Неожиданно и дико. Забился в безумном ритме. Мне хотелось целовать сестру в этот момент, ей хотелось сосать член Гарри. Я следовал примеру. Головка, смотрящая всё это время сбоку на наши губы, входящая с фланга в поцелуй, выстрелила густой горячей струёй. Я находился в эйфории собственного оргазма, безумстве первого опыта. Олины губы, поцелуи диктовали мне условия правильного поведения. Она слизывала горячую сперму, я делал точно так же. Я по-прежнему целовал её, но делал это теперь через призму горячего солоноватого семени. Оля играла со мной языком, размазывала сперму, которую она собрала со слюной у себя во рту, по моим губам, передавала мне её с поцелуями. Я возвращал ей семя, стремясь следовать её руководству. Я лежал в ней, откончавшись. Она не хотела меня отпускать, она любила меня даже больше, чем Гарри, она делила со мной его сперму.

Гарри был предельно внимателен, подал мне полотенце, отвёл в ванную. Сестра оставалась с повязкой на глазах, пока я не скрылся за дверью. Я возвращался на дачу со странным чувством потерянности. Как будто утраченное детство уже не вернуть, как и честь, которую нужно беречь смолоду.

Мама встретила меня удивлённым возгласом:

— Вернулся! С мамой всё-таки лучше? — она подмигнула.

— Да, с тобой веселее, — я грустно улыбнулся в ответ.

4

Гомосексуальность того, что произошло, не выходила у меня из головы. На неделе, когда сестра уходила на учёбу, а мама на работу, мы оставались с Гарри одни в квартире.

— Я не гей! — фыркнул Гарри, когда я попытался поговорить с ним. — Где ты видел, чтобы геи женились на девушках?

— Тогда зачем ты это сделал? — я злился на него. Все последние дни я сходил с ума, чувствую грязь на теле, в душе, особенно на губах и во рту.

— Зачем? Боюсь, если я попытаюсь тебе объяснить, ты не поймёшь.

— Ну ты уж постарайся, — мне хотелось вывести засранца на чистую воду. В том, что он скрытый гей, я даже не сомневался. Единственное, что меня смущало, это его тёплые отношения с сестрой.

— Ну хорошо… — Гарри задумался. — Я представляю, что ты тоже девушка, — он пристально посмотрел мне в глаза. — Ты и похож на девушку. Сказать по правде, как девушка ты мне даже больше нравишься, чем как парень.

Я нервно сглотнул. Слова Гарри резанули по чувству достоинства. Женственность в моём внешнем облике я всегда приписывал интеллигентности, изяществу манер, галантности. Чёрные слегка вьющиеся волосы я отращивал, чтобы подчеркнуть свободолюбие, индивидуальность. Мне нравилось чувствовать себя смазливыми мaльчиком, на которого заглядываются девчонки. Фигура у меня тоже не ахти: стройность форм, как у сестры и мамы. И чертами лица я похож на них. Так уж сложилось, что сын в семье вырос похожим на маму и сестру.

Все эти мысли мигом пронеслись в моей голове.

Гарри представлял, что я девушка. Получается, он не гей?

Словно желая подлить масла в огонь, он извиняющимся голосом продолжил нести чушь:

— Ты мне нравишься, как девушка. Я и Олю люблю, и тебя, когда думаю, что ты девушка.

— А ты не думай, — я хмуро следил за изменениями на лице Гарри, который как всегда стоял у окна. Я попытался уловить, шутит он или говорит серьёзно. Но глубина его баритона не оставляла сомнений. Неужели Гарри влюблён в меня?

— Я бы и сам хотел не думать о тебе, — Гарри скривился. — Ты когда-нибудь влюблялся? — он мельком взглянул на меня.

Я нехотя кивнул.

— Вот и я влюбился в тебя, Слава, до беспамятства. Ладно, пойду на работу, пока не наговорил тут тебе глупостей, — он вежливо кивнул, как всегда, когда хотел показать, что согласен с итогами переговоров, и вышел.

Я остался сидеть в полной утрате рассудка. Дело в том, что Гарри мне тоже нравился! А его признание стало самым трогательным событием в моей неполной девятнадцатилетней жизни.

###

Моя одежда лежала в шкафу в коридоре, в том числе трусы и майки. На следующий день после разговора с Гарри я неожиданно обнаружил у себя на полке женские ажурные трусики. В изящном целлофановом пакетике они лежали свёрнутые в самом углу, чек прилагался. Это не были трусики сестры, это был дорогой подарок, в котором я сразу признал почерк Гарри. Усевшись на кухне, я долго разглядывал белые узоры цветочков, утолщение под женской писей. Только в моём случае пенис с мошонкой будут видны под прозрачным лобком. Желание увидеть себя в подаренных трусиках побороло во мне данный обет не заниматься больше делами, за которые потом будет стыдно.

Через минуту я стоял в Олиной спальне перед большим зеркалом, разглядывал великолепный подарок, который удивил меня красотой на мужском теле.

«Почему мужчины не носят таких трусиков?» — сокрушался я.

Мне не хотелось снимать их! Они так приятно сидели на попе, ажурные цветочки возбуждали во мне каждую клеточку. Я крутился перед зеркалом, втягивал живот, гладил грудь и бёдра, выпячивал губки. Я растрепал волосы, чтобы они спадали на лоб и уши. Внезапно мне захотелось большего, ведь рядом лежала одежда сестры. Я нашёл юбку со складками, бюстик, чулки, обтягивающий чёрный джемпер.

Я пошёл дальше и скатал из чистых носков шарики, которые подложил в чашечки бюстика. Оставались губы. Олина помада заблестела на припухлых контурах сердечка. Я давно возбудился и начал мастурбировать. Сев на кровать, я раздвинул теперь уже женские ляжки, вытянул член из женских трусиков и занялся женской мастурбацией: натирал себя сверху, играл с собой, как девушка. Мой залитый сталью член выгибался, торчал прижимаясь к волосатому лобку. Мне пришла идея побриться, как Оля. Но сначала я сделал пару фоток на память: селфи в полный рост перед зеркалом, попка, выглядывающая из-под юбки, член, застывший в немом неповиновении, задирающий юбку спереди или наоборот, спрятанный так, что ничего не видно. Я задрал юбку, спрятал член между ног, отвёл трусики в сторону, чтобы показать голый лобок. Кожа на лобке удивительным образом сложилась во внешние губы влагалища. Я побежал в ванную и быстро выбрил лобок. С приспущенными трусиками я фотографировал выбритую девочку, попку, из-под которой выглядывал эрегированный член с яичками. Все эти фотки, без лица, конечно, я выдал Гарри вечером на флэшке. Интересно ведь, станет он дрочить на мои фотки втихаря от сестры или сделает вид, что ему всё равно.

За ужином он тайно бросал на меня влюблённые взгляды, а мне было смешно и стыдно. Я соблазнял мужа Оли, он влюбился в меня, как в девушку, а я подыгрывал ему, вёлся на ухаживания с его стороны. Мне нравилось ощущать нежную материю ажурных трусиков под джинсами, думать, что я ношу подарок Гарри, потому что неравнодушен к нему.

Мысль о том, что я могу быть девушкой в глазах мужчины не давала мне спать. Я по-прежнему возбуждался, просматривая порно в Интернете, меня по-прежнему возбуждали девушки, но новая неизвестная сторона моей личности просыпалась каждый раз, когда я думал о Гарри, о его грязных фантазиях, направленных на меня.

###

Гарри караулил, когда я пойду в ванную. В то утро дома никого кроме нас двоих не осталось. Я зашёл умыться, неожиданно дверь открылась, и внутрь прошмыгнул Гарри. Он сразу стянул с меня джинсы с трусами, опустился на колени и втянул мой стручок в рот. Гарри, не стесняясь, принялся вылизывать мне выбритый пах. Он сосал жадно и постоянно нырял языком в промежность под мошонку, как будто вылизывал девушку. Я держал его голову руками, сгорая от удовольствия. Он возбудил меня и тут же поднялся с колен, чтобы поцеловать меня в губы. Я чувствовал себя девушкой в этот момент, руки Гарри безобразно мяли мою попу, его средний палец постоянно тыкался в затянутый узелком анус. Я пока не был готов впустить его. Гарри расстегнул джинсы, взял мою руку, положил толстый почти твёрдый член мне в ладонь.

— Поласкай меня, девочка моя, — красавчик Гарри горел желанием. Его слова вызвали во мне волну невероятного удовольствия, как будто приглашение на время стать его девочкой было всё, что мне требовалось для счастья. Я опустился на коленки и присосался к члену Гарри. Знакомая твёрдая плоть, не вмещающаяся в две руки и рот, с двумя орехами, обёрнутыми в тонкую ярко розовую кожу мошонки, предстала передо мной во всей красе. Я бережно ласкал её, впервые делая любимому мужчине минет. В этот момент я переживал превращение в девушку. Гарри поделился женой, чтобы соблазнить меня, чтобы указать мне на возможность стать с ним ближе, стать ближе с сестрой, если любишь. В том, что он любит и меня, и сестру, я нисколько не сомневался. Хотя бы потому, что сам искренне испытывал такие же чувства к нему и сестре.

Девушка Слава отсасывала у Гарри в ванной, сладко постанывая, вспоминая нюансы, выученные у сестры, сдавая экзамен по минету.

Гарри кончил мягко, без стонов и лести. Рот заполнился спермой, которую я глотал, чтобы не подавиться. Я ласкал головку Гарри нежными мазками языка, губами изучая слабеющую плоть. Гарри опустился на колени рядом со мной и поцеловал меня. Языком он забирал свою же сперму, которая в большом количестве смешалась со слюной у меня во рту.

— Я люблю тебя, — шепнул он. — Ты такая невероятная!

«Такая» — каждый раз, когда он обращался ко мне, как к девушке, я становился покладистым, как топлёный шоколад.

— Я тоже тебя люблю, — прошептал я в ответ.

5

Вечером Гарри приготовил королевский ужин. Даже мама, привыкшая к изысканным блюдам зятя, изумилась необычному пиршеству:

— А что, у нас сегодня какой-то праздник? — спросила она, растерянно улыбаясь. — Может мне приодеться? — захлопала ресницами, заглядывая на кухню, где полным ходом шло приготовление блюд на всех конфорках.

— Если мама выйдет в своём лучшем наряде, я буду только «за», — Гарри изобразил галантного рыцаря, схватил «маму» за ручку, облобызал её, коварно выглядывая из-под густых бровей.

— Ну хорошо, — у мамы захватило дыхание, — раз вы так желаете, — она включилась в игру. Загадочность Гарри, постоянные сюрпризики, приятные с любой стороны, приучили её к повиновению.

Я ничего не сказал, только фыркнул, поглядывая со стороны, как чары Гарри выжигают признательность в изголодавшемся по мужской ласке сердце.

Мама вернулась из спальни в бордовом платье, выгодно обтягивающем фигуру. В глубоком V-образном декольте просматривались небольшие холмики грудей, колыхающиеся по бокам. Не было и намёка на бюстик, зато было ожерелье из жирного искусственного жемчуга, конечно же, подаренное рыцарем Гарри на святой праздник всех святых — День рождения мамы. На ногах у мамы были босоножки со стразами, она вся светилась от счастья, как шкoльница. Озорная, обворожительная.

Оля, уставшая после работы, выползла из комнаты, уставилась на маму круглыми глазами. Ничего не сказала, но губы вытянулись в трубочку, такая же ухмылочка, как у меня, зависла на недоумевающем лице.

Мы сели кушать. Гарри важным петухом раскладывал еду по тарелкам, танцевал по кухне с кастрюлями и сковородкой. Сладкое шампанское полилось в высокие фужеры, вскружило маме голову.

— Так что сегодня за праздник такой? — она до конца не понимала, чему так радуется Гарри.

— Может быть, Слава скажет? — Гарри едва заметно подмигнул мне, скрываясь за дверцей холодильника. Он метусился вокруг стола, как кухарочка, обслуживал наши потребности. Оля с мaмoй сидели спиной к холодильнику и не могли видеть, что творилось на лице у Гарри. Он танцевал джагу, бросая на меня влюблённые взгляды. С некоторых пор между нами установились невербальные отношения, и Гарри всё чаще переходил линию дозволенного. Я не разделял его восторг, наоборот, тайная связь, в которой я играл роль любовницы, вызывала у меня стыд и крайнее неприятие.

— Давай лучше ты, — буркнул я, слегка покраснев.

«Ещё не хватало, чтобы он маме с Олей рассказал», — думал я, вяло пережёвывая жирную котлету.

— Ну хорошо, — Гарри улыбнулся, сделал шаг на середину кухни.

Этого ему не занимать: сделать красочный жест, накалить атмосферу до предела ожиданием развязки, поднять руку, чтобы привлечь к себе внимание. Наконец, самым бархатным ласковым баритончиком выдать первосортную ахинею:

— Я бы хотел поздравить Славу с переходом на второй курс. Помнится, мы ещё не отмечали сего события. Но что поделать, жизнь — суета. Мы живём и не замечаем простых вещей. Слава повзрослел за это лето. Сегодня он сам мне признался, что соскучился по учёбе. Ему ещё многое предстоит узнать, так давайте поднимем бокалы за Славу и пожелаем ему успехов в новом учебном году.

Понятно, за какие успехи пил Гарри. Он желал мне не останавливаться на достигнутом, дальше погружаться в пучину домашнего разврата, познавать прелести женского секса.

В подтверждение моих мыслей Гарри, опрокинув шампанское в играющий кадык, взял в руку длинный толстый огурец (Гарри, видимо, специально приобрёл огурец по случаю моего перехода на второй курс), и незаметно для мамы и сестры показал мне неприличный жест. За их спинами он показал, каких успехов ждёт от меня. Гарри, не стесняясь, посасывал и облизывал огурец, томно прикрывая веки, делал это с самым похотливым бесстыжим видом, рассчитанным полностью на моё внимание. Теперь я отлично понимал, почему Оля так часто ржёт в общественных местах без всякой на то причины. Достаточно одной пошлой шуточки от Гарри, чтобы от смеха свело живот. Он окучивал меня, как сестру, напоминал о толстом члене во рту. Воспоминания об утреннем минете тут же захватили все мои мысли.

К счастью, Гарри недолго играл Ромео, а мама с Олей быстро переключились на виновника торжества, то есть на меня.

— Учись, сынок, хорошо. Будешь как Гарри, — охмелевшая, мама посматривала на меня со стороны. В её блестящих то ли от умиления, то ли от шампанского глазах читалась материнская гордость за сына.

«Как Гарри. Учись у Гарри», — я по-своему перемалывал обстоятельства нового положения. Конечно, мама имела ввиду: «будешь не работать целыми днями и получать больше всех нас, женщин», но что она могла знать о моей утренней учёбе в ванной, когда я, стоя на коленках, изучал нюансы женского минета?

После ужина мы разошлись по комнатам, Гарри остался мыть посуду. О том, чтобы помочь ему, не могло быть и речи. Только мама имела право вмешиваться в дела кухонные.

Бабская натура Гарри проявлялась не только в умении хорошо готовить, но ещё и в выборе дорогого нижнего белья. Он носил розоватые трусы из самой мягкой материи, какую мне доводилось трогать. При этом сам Гарри делал вид, что розовые и голубые рубашки с шелковистым отливом являются большим шиком, верхом изящества и мужской грации. Как Оля мирилась с этим, ума не приложу. Он источал самый божественный аромат, у него был ровно подстриженный лобок и гладко выбритые яйца. Подмышки он тоже выбривал начисто. Кроме того, он регулярно посещал тренажёрный зал и особое внимание уделял ногтям и волосикам, растущим в носу. Специально для носовых щелей Оля подарила ему электрическую бритву с круглой насадкой. Теперь Гарри мог часами приводить в порядок свои мохнатые ноздри.

После ужина я повалился на кровать и уставился в потолок, подложив руки под голову. Странная связь с Гарри не давала покоя. Я корил себя за слабость. Так молодые неопытные тёлки, соблазнившиеся на интим, боятся раскрытия, сомневаются в чувствах и реальности эмоций. Так я не до конца понимал, какие последствия может иметь двойная игра.

В дверь тихонечко постучали.

— Можно войти? — услышал я тихий голос Гарри. Через секунду его хитрая рожа выглянула из-за угла, уставилась на меня непроницаемым взглядом. — Я подумал, что ты захочешь познакомиться с моим дружочком поближе, — Гарри вытянул огурец из-за спины, положил его на письменный стол. — Спокойной ночи, милая, — он приложил кончики пальцев к губам и послал мне воздушный поцелуй. Затем вышел так же тихо, притворив за собой дверь.

Всё это время я улыбался краешком губ, хотя на душе скребли кошки. Не мог же я закатить сцену, когда мама с Олей были дома. Я решил спустить на тормозах домогательства Гарри.

«Пускай думает себе всё, что хочет. Я всё равно поступлю, как сам захочу», — я нахмурился. Гарри назвал меня «милая», бальзам на душу. Каждый раз, когда он представлял меня девушкой, я становился ею. В этот раз он принёс огурец, примерно такого же размера, как его эрегированный член. Даже чуть толще в обхвате. Я поднялся с кровати.

Первой мыслью было отнести огурец обратно на кухню, но хитрый Гарри успел сбросить на стол ещё пару вещиц, заставивших моё сердце ускоренно забиться. Там был презерватив и маленькая пластиковая бутылочка с лубрикантом. Я нервно сглотнул. Гарри предлагал мне попробовать огурец, чтобы потом попробовать член. В последний раз его средний палец почти проник мне в анус, вызвав болезненное ощущение.

И всё-таки соблазн заняться настоящим сексом с Гарри был слишком велик для такого неискушённого в делах сердечных молодого человека, как я.

«Попробую представить себя с Гарри, — думал я. — Если ничего не получится, заброшу это дело и больше никаких огурцов».

В квартире уже все улеглись спать, когда я, купаясь в сумеречном свете, льющемся из окна, облокотился на край стола, чтобы лишить себя анальной девственности. На мне были трусики и бюстик, подаренные Гарри. В голове кружились мысли: «Я — девушка Гарри. Я должна научиться удовлетворять своего мужчину. Ведь он любит меня. Вот его член». Я присосался губами к огурцу, обтянутому тонким слоем латекса. Закрыв глаза, водил твёрдым тяжёлым членом, сравнивал его со своим стручком, торчащим колышком под тонкой тканью трусиков. «Клиторок», как ласково называл мой напряжённый пенис Гарри, подрагивал, прижимаясь к голому лобку. Я взял бутылочку с лубрикантом, выдавил гель на кончики пальцев и лёгкими прикосновениями смазал нежную территорию вокруг ануса. Честно говоря, уже в тот момент я был абсолютно убеждён, что толстый огурец не проникнет внутрь даже на миллиметр. Узелок ануса был так крепко связан эрекцией, что я боялся проникать в него даже пальчиком, что уж и говорить о монстре-огурце. И всё же член-огурец возбуждал меня. Я ласкал его, как живой член, гладил себя по ягодицам, представляя, как Гарри готовится к соитию. Вот он обильно смазывает лубрикантом член, подводит его тупой округлый конец к анусу, тычет, пробивая путь сквозь упругий вход. Параллельно я работал правой рукой спереди, натирая «клиторок», чтобы сместить акцент на ощущения в пенисе. В какой-то момент мне показалось, что анус расширился. Он словно кратер втягивал в себя член. Это ощущение, распирающее сзади, ещё больше захватило меня. Я мелкими толчками долбил себя, каждый раз давая анусу собраться с силами для новой атаки. Постепенно он отдавал рубежи: по миллиметру, по два, неуклонно он уступал под напором огурца. Я уже не боялся боли, смазка отлично справлялась с поставленной задачей. Удивительно, как легко моя попа принимала член Гарри, как быстро отдавала, как наконец он погрузился в меня и застрял там. Я обхватил сфинктером толстую твёрдую шнягу, вогнал её поглубже, теперь мне не хотелось упускать ни секунды погружения в женские ощущения. Правой рукой я гонял пенис, который под гнётом члена в сфинктере потерял устойчивость. Он по-прежнему стоял по стойке смирно, но уже не так уверенно держал напряжение. Ведь каждое сокращение мышцы под мошонкой давалось с трудом. Я боялся, что не смогу кончить с членом в попе. Или это будет очень больно, думал я, сражаясь с соблазном вынуть член из попы непосредственно перед оргазмом.

В какой-то момент мне стало смешно от собственных страхов, и я представил, что я всё же девушка, а не парень, и кончаю пассивно, то есть от стимуляции партнёром. Доведя себя в сотый раз до предоргазменного состояния, я уже ничего не чувствовал. Только оргазмическая эйфория застилала разум, она разлилась по всему телу вялым томлениями, проникла в голову фонтаном удовольствия. Как же я хотел кончить, чтобы не я кончил, а в меня кончили, и я кончил вместе. Я терпел до точки невозврата, оставался на краю не меньше получаса, прежде чем сдался. Честно говоря, я и понять ничего успел, мой член уже давно не создавал препятствий для получения удовольствия. Я трахался с Гарри, он влетал в меня на огромной скорости, выколачивал из меня любые причины не быть его девушкой. Он и затрахал меня до оргазма. Я зажмурился, мои глаза невольно закатились, если бы позволяла ситуация, я бы застонал, а так я просто сложился пополам, продолжая насаживаться на член. Анус ожил, отозвался подрагиванием клитора, сфинктер присосался к члену Гарри, ласково забился в первом оргазме. Моя женская сперма струйками устремилась в трусики, мой разбитый в пену анус горел густым приливом крови. Я сам валился с ног, моя левая рука ныла от напряжения. Если бы мне не пришлось работать рукой, я бы испытал ещё большее погружение в женский секс. Ведь это главное, что я получил, занимаясь собой, — первое ощущение девичьего ни с чем несравнимого оргазма, пассивного в принятии истины за основу.

Сразу после анального оргазма эмоции пошли на спад. Разум вернул меня к пониманию извращённости данного поступка. Я вновь ощутил гомосексуальность фантазий, навязанных Гарри. У меня ещё был шанс остановиться, вырваться из порочного круга. Так я и намеревался поступить.

— Я больше не хочу быть твоей девушкой, — отчаянно прошептал я перед сном, представив, как расстроится Гарри, когда я сообщу ему об этом во время нашего следующего разговора по душам.

Я действительно не хотел становиться педиком, девушкой Гарри. Да хоть кем. Грязь произошедшего, память о сексе с сестрой вновь омрачили сознание пониманием непреложной истины: назад пути нет. Единственное, что я мог сделать на тот момент, это установить жёсткие рамки общения с Гарри, исключающие любые контакты интимного характера.

###

Утром я проснулся поздно. Мама с Олей ушли на работу. Мы, как всегда, остались с Гарри одни. Я долго лежал в постели, пытаясь погрузиться в чтение Тургеневской прозы. Базаров и Рудин вызывали странную жалость к себе. Как-будто это я был на их месте, я ошибался, чувствуя себя в праве судить людей.

Лёгкий стук в дверь вернул меня к необходимости взаимодействовать с окружающим миром.

— Заходи, Гарри. Я уже не сплю, — голос мой прозвучал устало.

«Как у загнанного в угол скунса», — представил я, кисло улыбаясь.

— Ты в порядке? Не заболел случаем? — Гарри озабоченным взглядом прошёлся по комнате.

— Нет, надо поговорить. Садись, — я кивком головы указал на стул.

— Ты точно не заболел? — Гарри нахмурился. — Грустный ты какой-то, — он сделал шаг к кровати, положил ладонь мне на лоб. — Да нет. Лоб, вроде, не горячий. Ты чем всю ночь занимался? Огурец попой ел?

Я улыбнулся. Не смог удержаться, не смотря на дикое желание сохранить гробовое спокойствие.

— Вот об этом я как раз и хотел с тобой поговорить.

Гарри кивнул, опять нахмурился. Под нависшими бровями оставалась ухмылка, плевать он хотел на мои сопли. Локтями найдя упор в коленях, он уселся передо мной на стул, наклонился вперёд. Выпуклый эрегированный пах отпечатался тремя шарами под натянутыми джинсами. Гарри хотел трахаться. А я пялился на его эрекцию.

— Я больше не хочу быть твоей девушкой, — пробурчал я.

— Так это ведь игра, Слава, — голос Гарри дрогнул. Он сам поменялся в лице. Исчез налёт самолюбования, осталась только доброта и любовь. Щенячья преданность и кротость, всегда пленявшая меня очарованием. — Если тебе не нравится, я буду страдать молча. Ты ведь знаешь, как это бывает. Ты кого-то любишь, а тебя игнорируют или посмеиваются над тобой. И ты страдаешь, потому что не можешь не любить.

— Зачем ты вчера на кухне сосал огурец, а? — я злился на него и хотел высказать всё, что о нём думал.

— Извини. Я думал, тебе нравится рисковать.

В этом Гарри был прав. Я, может, только поэтому и согласился на авантюру с переодеванием в девушку, потому что меня возбуждает всякий риск. И секс с сестрой остался самым ярким воспоминанием.

— Давай больше не будем рисковать, — тихо произнёс я. Мой блуждающий взгляд до сих пор с осуждением опускался на Гарри, теперь я вернулся к нему с ноткой сомнения.

— Давай, я же не против. Сейчас, например, никого дома нет, и нам нечего бояться.

Я хмыкнул.

— Я не хочу ничем таким заниматься. Мне противно даже думать, что я, как педик, сосал у парня.

Гарри опустил глаза в пол, облизнул сухие губы. Видно было, как коварные мыслишки шевелятся в его безумной головушке.

— А ты не думай, — он поднял на меня свой масляный взгляд. — Ты тогда был девушкой. Ты и сейчас девушка, Владислава. Я вот только девушкой тебя и вижу. Хочешь, я полижу тебе киску?

— У меня нет киски, — я ухмыльнулся, представляя, как удивился бы Гарри заглянув под одеяло. Ведь на мне были женские трусики, подаренные им!

— Но это не проблема, — жадный блеск отразился в глазах Гарри. Он вытянул длинные жилистые пальцы и запустил их под одеяло. Положил мне на бедро и тут же нащупал кружева трусиков. — М-м-м, — протянул он. — Твоя киска самая сладкая в мире!

— А ты что, все перепробовал? — я скривился в ухмылке.

В следующий момент Гарри с головой нырнул под одеяло, и мне оставалось только закрыть глаза, чтобы не сойти с ума. Он ртом опустился на мою «киску», полностью заглотил пенис и яички. Я был возбуждён, но это не помешало Гарри распробовать меня, нежно рассосать половый губы мошонки. Он сосал меня, глубоко ныряя языком под мошонку, вылизывая как кот сметану. Такое ощущение я никогда не испытывал: словно шершавый мокрый язык собаки вылизывает половый губы влагалища. Гарри достигал «клиторка», растирал его губами. Он оттягивал пенис вниз, играл с ним, а палец его средний устремлялся в анус.

Я почти сразу впустил его, так мне было приятно чувствовать себя девушкой. Мои бёдра разошлись в стороны, колени подтянулись вверх. Я лежал перед Гарри в женской позе, и мне ничего не хотелось видеть и слышать — такое сладкое томление разливалось под одеялом в месте, где Гарри учинял разврат над моей задницей и «клиторком».

— Девочка моя, — мурлыкал Гарри из-под одеяла. — Сладенькая, — он сосал активно ныряя на пенис, средним пальцем растрахивая мой анус.

— Сволочь, — шептал я. — Кобель! Грязная скотина!

Гарри, конечно, не слышал моих нежных проклятий. Я ненавидел его за сумасшедшую фантазию и любил за дерзость в их осуществлении. Я плыл по течению, отдаваясь произволу похотливого самца. Гарри полез стягивать с себя джинсы, и у меня хватило наглости рявкнуть на него:

— Я не буду этим заниматься!

— Ну-ну, — засюсюкал Гарри. — Девочка моя, дай я тебя ещё поласкаю.

Рядом с кроватью стояла тумбочке, в ней лежал несчастный огурец, истерзанный ночным порывом страсти. И я подумал: «Чёрт с ним! Пускай делает, что хочет».

Я нырнул рукой в выдвижной ящик, достал огурец, бутылочку со смазкой. Всё это время Гарри, как послушный кобель, продолжал вылизывать свою девочку. Я спустил ему под одеяло огурец с лубрикантом. Голодное жадное урчание отозвалось гудением в паху. Схватив огурец, Гарри тут же принялся за работу. Его сильные руки направили толстую основу мне в анус, я выгнулся в пояснице, приподнимаясь на пяточках. Мой пенис быстро терял твёрдость. Огурец сантиметр за сантиметром входил в кратер сфинктера. Невольно с губ моих сорвался стон, и Гарри с новой силой кинулся вылизывать поникший клиторок. Он сосал сардельку, как ненормальный, длинными мазками притирал яички к лобку.

Я уже потерял контроль за временем и местом, когда вновь ощутил позыв к оргазму. Гарри трахал меня огурцом так же агрессивно, как накануне это делал я. Только в этот раз мне не нужно было напрягаться. Я мог расслабиться и получать удовольствие. К тому же, Гарри тонко чувствовал наступление у меня порога невозврата. В этот момент он делал паузу, водил только огурцом. Потом вновь прикладывался губами. Так он играл со мной, продолжая мурлыкать из-под одеяла:

— Девочка моя, сладенькая!

Гарри горел безумным огнём вожделения, а я не мог не согласиться с ним в желании стать ближе. Мои женские трусики тонкими полосками перетягивали пояс и промежность, нежные кружева сбились. Гарри прохаживался ладонью по ягодицам. Он жил под одеялом одним желанием — доставить мне сказочное удовольствие. И я сдался, согласился с его доводами, потому что деваться мне было некуда. Я достиг точки, когда анальная стимуляция огурцом оказывает больше внимания эрогенным зонам, чем любые оральные ласки. Распробовав мою реакцию, Гарри перешёл только на огурец, и вот уже его рука мощным поршнем раскрывает мой потенциал в делах любовных. Мой хвостик задрался на короткое мгновение, необходимое для сокращения, и тут же поник. Горячая струйка спермы выплеснулась на лобок. И следующая оргазмическая волна стянула узелком мышцу под мошонкой. Огурец притирал её, растягивал, не давая сократиться. Я кончал, обсасывая огурец, шершавый язык Гарри вылизывал мои горячие выделения, покрывающие лобок. Сам Гарри превратился в жадного ловца жемчуга. Он схватился губами за подрагивающий хоботок и уже не отпускал его, вытягивая из меня остатки.

— Сладенькая моя, — шептал Гарри под одеялом, а я с ужасом от содеянного приходил в себя. Мне хотелось верить, что Гарри понимает, что творит. Что его слова об игре, не блеф. Что он, как старший, возьмёт всю вину на себя, случись что. Мне хотелось не думать и не видеть того, что со мной происходило. Так скверно я себя чувствовал.

Видимо, то, как я свернулся в клубок и повернулся к стене лицом, подложив ладони под щёку, заставило Гарри ретироваться молча. Он только вылизал на прощание мои ягодицы, как голодный кот, поправил кружева на полужопиях и ушёл как ни в чём ни бывало. Через десять минут дверь хлопнула, и я вздохнул с облегчением. Мне было, о чём задуматься.

6

Пришёл сентябрь. Гарри не ошибся в предположении, что я с нетерпением жду начала учебного года. Ведь учиться мне предстояло в первую смену, а значит, всякие утренние домогательства с его стороны прекратились бы. Так, по крайней мере, я думал. В глубине души я надеялся избавиться от странной домашней зависимости, возникшей в узком семейном кругу.

С первых же дней я с воодушевлением взялся за учёбу. Установил чёткий распорядок дня, на выходные придумал себе кучу занятий, чтобы не пересекаться с Гарри и не оставаться с ним наедине.

— Ты меня избегаешь? — сразу смекнул он, сопроводив слова грустной улыбочкой страдальца Дон Жуана.

— Нам лучше прекратить всякие отношения, — выплеснул я сквозь зубы.

С течением времени мне действительно стало легче. Обстоятельства утренних игр постепенно забывались.

Я по-прежнему возбуждался, думая о сестре. Изредка мастурбировал на её фотографии неинтимного характера. Воспоминания о летнем приключении навеки вечные отпечатались в моём сознании.

«Ведь я уже не девственник? — тешился я надеждой. — Ведь с сестрой тоже считается?»

Мне хотелось вырваться из порочного круга, разорвать связь с Гарри раз и навсегда. Неудивительно поэтому, с какой жадностью я накинулся на возможность завести отношения «на стороне», если можно так выразиться.

В университете повесили объявление о наборе на курсы испанского языка. И хотя это стоило денег, мама согласилась. Чем только не пожертвуешь ради сына. �