Внезапно пришлось завести себе новый дневник - старый я потерял на болоте, вместе с кроссовками, и банкой килек в томате, во время очередной пьянки в Красных Холмах. А жаль… Некоторых вещей, там описанных, уже и не вспомнить в подробностях. И я уже начинаю беспокоиться за моральный облик местных лягушек, ибо чтение подобных вещей может подействовать разлагающе на болотную фауну. Впрочем, на флору тоже. А на микрофлору тем более. Ну а если тетрадь обнаружит кто-либо из подвида Homo Sapiens, то мне останется только провалиться сквозь землю от стыда.

Мы собрались в Холмах, чтобы отметить день рождения Вовки, который должен состояться сегодня вечером. В смысле – сам процесс отмечания. Ну а вчера провели генеральную репетицию. Традиция, ничего не поделаешь… Началось всё довольно культурно, и можно даже сказать, пристойно. Приветливые трезвые лица, разговоры на приличные темы… Я вручил букет бордовых роз Вовкиной супруге - Наталье, и присоединился к компании, пропустив вперёд приехавшую вместе со мной Светку Р. Выпили по первой… На этом культурная часть закончилась, и начался жуткий треш и угар, напоминающий день рождения в дурдоме, в котором начался пожар во время наводнения.

Часов в десять вечера мы - те, кто ещё мог ходить - пошли прогуляться, и хорошенько добавили у памятника героям на Аллее Славы. И тут Вовка, сверкая в темноте очками, предложил догнаться на островке посреди болота. Гениальная идея была тут же подхвачена массами, и незамедлительно претворена в жизнь. Последующие события всплывают в памяти кусками. Целиком запомнился только Светкин минет, который она внезапно возжелала исполнить, отведя меня за довольно-таки чахлые кустики, откуда нас могли наблюдать все, кому не лень, и кто ещё мог хоть что-то видеть. Но Светке, похоже, было похуй, ну а мне тем более. Да и всем остальным вроде тоже. Эка невидаль… А вот всё дальнейшее покрыл мрак неизвестности…

Сознание возвращалось толчками. Я с удивлением обнаружил, что тащу домой Вовку, положив его руку себе на плечо. С другой стороны его заботливо поддерживала супруга. Вовка шёл с трудом, но совершенно без труда громко матерился, комментируя главное событие сегодняшнего вечера - кто-то в одну харю по тихушному выжрал (или занычил) последнюю, едва открытую бутылку водки. Устав ругаться, он попытался спеть песенку про каких-то поросят, но вскоре это ему наскучило, и он решил сплясать. Вот тогда я и обнаружил пропажу кроссовок. И Светки. Ну Светка и хрен бы с ней - не маленькая, не пропадёт, а вот без обуви было крайне неудобно, потому что подлые деревья как специально усыпали тропинку корнями, лужи грязи располагались именно там, куда я делал шаг, да и Вовка в процессе исполнения какого-то национального негритянского брачного танца периодически пытался наступить мне на ногу. Отсутствие тетради и килек обнаружилось уже позже, когда я, уложил Вовку в кровать возле печки, и заверив его, что негритяночки, вдохновлённые его плясками скоро подойдут, перепоручил его заботам супруги. Ну а я сам пошкандыбал в спальню на второй этаж. Обидно. Кильки-то ладно, а вот тетрадь… Там было написано много чего ЭДАКОГО из моего славного боевого прошлого. Не для посторонних глаз. Но идти сейчас искать её в темноте - дохлое занятие. Да и неудобно без обуви. Подумав об этом и тяжко вздохнув, я рухнул в кровать. Взгляд упёрся в плохо угадываемую в темноте люстру. Я улыбнулся, вспомнив, как на ней болтался лифчик Марины Ивановны, которую я притащил сюда лет двадцать (неужели так давно?!) назад с очередной пьянки. И так бы и остался висеть, если бы Вовка не кинулся утром наводить порядок перед приездом родителей. Тогда я получил от него строгий выговор с занесением. Нет, он ничего не имел против того, что я провёл тут ночь с очередной бабой, приехавшей к кому-то в гости, но отметил о недопустимости оставления подобных улик. И он прав - это было на моей совести. Не уследил. Я сначала удивлялся, как про лифчик могла забыть сама Марина Ивановна, но потом вспомнил, что она забыла не только про нижнее бельё (её трусики обнаружились позже под кроватью), но и про своего мужика, с которым приехала в гости. Где мужик провёл ночь, мне оставалось только догадывался, но утром он смотрел на меня крайне неодобрительно, хотя у него хватило ума благоразумно помалкивать. Наутро Марина Ивановна затребовала продолжения, и настолько вошла во вкус, что приказав своему мужику заткнуться, и исчезнуть до завтра, повезла меня к себе домой. Вот на этих приятных воспоминаниях меня и сморил сон…

Проснулся я поздно в это хмурое тяжёлое утро. И спустившись на веранду, столкнулся нос к носу с Вовкой. Глядя на него мне расхотелось смотреться в зеркало - он выглядел точно так же, как я себя чувствовал. Вовка достал из холодильника полбутылки водки, и сел за стол…

Через двадцать минут жизнь заиграла новыми красками, начало пробиваться солнышко, и вроде даже запели птички. Наталья (или, как мы все почему-то привыкли её называть - Наталья Петровна) о чём-то весело щебетала, впрочем, не забыв отвесить Вовке подзатыльник за пьянство. А сам Вовка, размахивая рюмкой, пафосно произносил очередной тост.

После такого хорошего начала дня, мы решили отправиться на прогулку, а заодно и поделиться свежими новостями - кто, где, кого, чего (и с кем) интересного вчера отмочил. И тут - о, чудо! - я обнаружил свои утерянные вчера кроссовки. Наталья Петровна рассказала, что с утра пораньше, кто-то из вчерашних собутыльников, проснувшись утром на болоте, и осматривая вчерашнее “поле брани с зелёным змием” обнаружил их висящими на сосне метрах в трёх от земли. И этот кто-то был настолько добр, что не поленился снять оттуда кроссовки (а дело это с бодуна крайне непростое), и принести их к нам, поскольку опознал их принадлежность. Но больше, к сожалению, ничего найти не удалось. Я подозреваю, что человек нашедший кроссовки, кильку с чистой совестью просто сожрал. С водкой - и спрашивать глупо - если её нашли, то всё понятно без лишних слов. А вот тетрадь… Очень надеюсь, что она утонула в болоте. Светка так же не давала о себе знать. И я так же очень надеюсь, что на этот раз болото тут не причём. Но Светка волновала меня меньше всего, хотя я и был ей благодарен за то, что исчезла она уже после минета, а не до него.

Холмы! После удачного похмелья они кажутся особенно прекрасными! Как там у классика сказано:

- Здесь вся земля историей согрета,

Здесь Цезарь шёл, там пел Нерон,

Здесь словоблудил Цицерон,

А там смеялся кистью Тинторетто…

Правда классик говорил об Италии, но и здесь ничуть не хуже. Вот в этом маленьком домике тогда ещё совсем молоденькая и приличная девушка Светочка Р, заметив мою эрекцию (у неё был такой короткий сарафанчик, что я заподозрил отсутствие нижнего белья), стесняясь и краснея, расстегнула верхнюю пуговку, и сама предложила сделать мне минет. А потом посмотрев на результат своих действий, и покраснев ещё больше, расстегнула остальные пуговки, и легла рядом. А мои подозрения насчёт нижнего белья полностью оправдались. На этой вот полянке Марина Ивановна с утра пораньше сама стащила с меня штаны, и набросилась на член, как голодная кошка на мышь, не обращая внимания на удивлённые лица, мелькнувшие в нескольких окнах в домах по соседству. Я лишь успел снять с себя, и бросить ей под попку свою джинсовую куртку. А вон в тех посадках Катя С очень увлечённо стояла на четвереньках с задранной на спину юбкой, и спущенными до колен трусиками, с нетерпением оглядываясь на меня, пока я боролся с пуговицами брюк. Как сейчас помню тот тёплый ветерок, что обдувал наши задницы, а когда она перевернулась на спинку, то её глаза сияли в темноте как звёзды. Впрочем, звёзды тогда тоже сияли - подняв глаза к небу, я увидел, что они стали размером с горошину. Но Катенька, ярко выделяясь в темноте поднятыми полусогнутыми ножками (причём на левой осталась бежевая туфелька-лодочка и чулок, а на лодыжке правой белели свисающие трусики, юбка на животике, рубашка расстёгнута, а лифчик так же сдвинут вверх на шею) не дала мне долго любоваться звёздами, и обняв за шею, притянула к себе… А Дашенька? Это было так трогательно. Могу лишь рассказать как после лёгкого исследования её девичьего организма среди вон тех ёлок, я удивлённо сказал - "Ого!". А она, потупив глазки, тихо, и где-то с сожалением ответила - "Угу…" Что меня тогда удержало от дальнейших действий? Может жалко стало девчонку? Не знаю…

А вы говорите - Италия! Да в жопу Италию! Здесь лучше!

Так, поболтав с одним, с другим, а в паре мест и приняв по паре рюмочек, мы вернулись домой к обеду. Наталья Петровна хлопотала по хозяйству - вечер предстоял тяжёлый. Из Москвы приехали наши друзья - Женька со своей супругой Алёной, и Алёнка с ходу включилась в подготовку стола. Они славные ребята, и я где-то даже завидую Женькиному христианском смирению и терпению великомученика, потому что ужиться под одной крышей с Алёной - это надо уметь. Или ну очень уж хотеть. Откуда я это знаю? Ну-у… Кгхм… Было время, когда Алёнка просто мечтала выйти за меня замуж. Вот прям спала и видела. А когда я ей тактично напоминал, что она вообще-то уже замужем (правда не за мной, а за Женькой, и у них трое детей), да и я вообще-то женат… То Алёнка за полчаса выедала мне мозг, не хуже, чем птичка-мозгоклюйка. Мы, покидавшись друг в друга посудой, в бешенстве расставались навсегда, но через неделю вновь исступлённо срывали друг с друга одежду где-нибудь в лесах Подмосковья, в кустах московских парков, или просто на подходящей лестничной площадке, а чаще всего - на заднем сидении её маленького Пежо. Я тогда как тайну мироздания хранил тот факт, что я к тому времени уже развёлся. Если бы об этом узнала Алёна - мне пришёл бы конец! Она бы тут же бросила Женьку, вышла бы за меня замуж (она бы сумела), а через неделю я бы ушёл из жизни от её мозгоклюйства. Обошлось… И спустя какое-то время мы, перебив мою последнюю посуду, разругались навсегда, и расстались окончательно, чуть не поубивав друг друга во время этого увлекательного процесса. К моему счастью мне удалось сохранить её семью.

Ну а сейчас я освободил Женьке и Алёне спальню наверху, перенёс своё барахло на диванчик на террасе, и смотрел, как женщины героически сражаются с салатами. Вовка предложил было дёрнуть по рюмочке за встречу, но я его отговорил - вечерок обещал быть тяжёлым, и нагружаться раньше времени не следовало. Ничто не предвещало беды…

Застолье прошло на удивление спокойно. Никто особо не нажрался, не подрался, и даже посуду почти не побили. Несколько омрачил тот факт, что Женьке зачем-то понадобилось срочно уехать в Москву (он мелкий начальник на каком-то круглосуточном производстве). Женька, то есть, извините, Евгений Александрович, лениво ругал какого-то Георгия Ивановича, который сам шагу ступить не может, и из-за которого приходится покидать хорошую компанию, и ехать на ночь глядя на работу (хотя я слышал, как он, назвав собеседника Юленькой, а отнюдь не Георгием Ивановичем, обещал, что скоро будет, лишь купит по дороге шампанское). В общем, он очень сожалел о своём внезапном отъезде. Мы проводили его на станцию, запихнули в вагон, и пожелали счастливого пути, а я мысленно - ещё и хорошего траха. Электричка ушла, а мы на перроне дёрнули ещё по одной. На звон рюмок откуда-то появилась покачивающаяся Светка с печатью порока на лице. Я уж было обрадовался тому, что скучать мне ночью не придётся, но Светка, махнув рюмку, и перебросившись парой слов с Вовкой, снова куда-то пропала.

Дома Наталья Петровна с Алёной уже закончили уборку стола, и поставили чайные чашки. Понятно, что не обошлось и без пары рюмок, но вечер был уже на излёте. Окончательную уборку мы проводили уже втроём - Вовка моими трудами был препровождён в кроватку, и укрыт одеялом, откуда тотчас же раздалось сонное сопение. Убрав последние чашки, я остался на улице выкурить сигаретку, а женщины отправились спать. Я посидел, покурил, подумал… Ещё покурил… Шорох в кустах… Наверное ёжик? Я кинул на звуки шишку - бум! - "уй, блять!" Мне явственно показалось, что ёжик выругался Вовкиным голосом. Видимо пора на боковую и мне, а то вон уже и глюки начинаются. Войдя в дом, я вдруг обнаружил отсутствие Вовки. Странно… В сортир, что ли, ушёл? Или это был таки не ёжик? Ну ладно, надеюсь, он не заблудится. Хотя куда это его понесло спьяну в темноте? Вместо кровати будет ночевать в сырой канаве с лягушками. Я не стал запирать дверь, вошёл на террасу, разделся и прикрылся простынкой на диванчике. Жарко. И что-то как-то мне стало скучновато… Повертевшись минут пятнадцать, я принял, как мне показалось, гениальное решение - подняться наверх к Алёне. Она там одна, наверное уже спит, а если и нет, то ну и что? Ну выгонит. А может и нет… Чуть помну ей сиськи на сон грядущий - всё развлечение.

Я завернулся в простыню, и пошёл по скрипучей лестнице наверх в спальню. Алёнка угадывалась в темноте под одеялом, и она явно уже спала - доносилось тихое дыхание, и, понятно, она не сказала ни слова. Я нырнул к ней, прижался сзади, и положил руку ей на правую сиську. Хорошо… Странно - грудь у неё, что ли, выросла? Да и запах какой-то незнакомый… Может духи поменяла? Я провёл рукой по её волосам, по руке, по попке, и… Я, кажется, говорил, что мне стало хорошо? Да вот хуй там! Хуй!!! Мне стало жарко! Я мгновенно вспотел от ужаса! Наталья Петровна? Как она тут оказалась? Я замер…. Потом аккуратно, стараясь не дышать, отодвинулся, и повернулся на живот, а затем медленно сполз одной ногой на пол. Перенеся вес тела на коленку, я плавно перетёк с кровати на пол как медуза, и замер. А если она сейчас проснётся? - "а что это ты, Петров, негодяй эдакий, такое удумал?" И - бац меня сковородкой по чайнику! А следом влетает пьяный Вовка с топором! Вот позорище-то будет… Стараясь не скрипеть половицами, и не хрустеть коленками, я на четвереньках медленно отполз на лестницу, и только тут понял, что не дышал всё это время. Вроде бы она не проснулась… Фух-хх… Поднявшись на ноги, я осторожно спустился вниз, вышел на террасу, и наткнулся на внимательный взгляд Алёны, которая в одной рубашке сидела на моём диване.

- Петров, тебе не стыдно?!

- Да я, это…

- Ты не успокоишься, пока всех баб не перетрахаешь?! Я тут решила поболтать с тобой, пришла сама… И что я вижу? Ты уже и к Наталье Петровне подкатил? Вот, думаю, прикол - Петров уже Петровну трахает! Ну Наташка, ну тихоня! Вот шлюха!

- Да погоди, не тарахти! Я и сам собирался к тебе зайти, но там оказалась совсем не ты… Зачем вы поменялись? Это хорошо, что я заметил вовремя, а Наташка не проснулась. Кажется. А то так и до беды недалеко. Я один раз так в молодости ошибся - в незнакомой квартире ночью слез с девушки, и пошёл в туалет. А когда вернулся, то, понятно, залез на девушку обратно, член вставил, куда положено, и продолжил. Всё чин чином. Только вот потом оказалось, что на обратном пути я в темноте перепутал комнаты, и попал к её маме, причём о своей ошибке узнал далеко не сразу, а только когда девушка пришла пожелать маме доброго утра. Скандал был знатный! Я даже не догадывался, что молоденькие девушки из хорошей семьи могут знать такие слова. После чего меня выставили за дверь без штанов. Хорошо, что её мама вынесла мне одежду, и пользуясь тем, что бедная обманутая девочка рыдает в комнате, пригласила меня заходить в гости чуть попозже, когда дочь уйдёт в институт…

Алёнка зашлась в приступе ярости и запустила в меня своими скомканными трусиками.

- Нет, ну какой же ты гад! Я его тут жду, жду, уже подумала что ты там наверху с Наташкой кувыркаешься... Какая же ты сволочь, Петров! Я решила, что больше с тобой никогда! Но Женька, гад, уехал к своей проблядушке Юленьке, и я подумала, что спать сегодня одной мне будет скучновато. Поцелуй меня, мерзавец…

И тут же, не дав мне этого сделать, Алёна встала передо мной на колени, и обеими руками стащила вниз мои трусы. Член, упавший было на лестнице, во время нашей беседы ожил, ибо невозможно оставаться безучастным, когда перед тобой сидит красивая, почти обнажённая женщина, которую переполняют эмоции, и бодро распрямившись, покачивался, чуть не касаясь её носа. Алёнушка посмотрела мне в глаза, и обнажив одной рукой головку (а второй обняв меня за талию), облизнула губы, и обняла ими ствол… Уж что-что, а обращаться с членом она умела, как никто! Движение рукой, влажные, тёплые губки скользят по стволу, а её язычок выписывает узоры на уздечке… Член приобрёл каменную твёрдость, и Алёнка, выпустив его изо рта, с удовлетворением посмотрела на дело губ своих. Я уж было решил, что она продолжит, я хотел, я очень хотел, чтобы она продолжила, но оказалось, что у Алёны имелись на меня свои планы. Она встала, и обеими руками толкнула меня на диван. Я, не ожидая такого напора, сел на него задницей, и в следующий миг две руки придали мне горизонтальное положение, с силой впечатав в старый матрас. Алёнка села на меня сверху, чуть приподнялась, и взяв член рукой, направила его себе во влагалище. Головка туго вошла во влажную теплоту возбуждённой женщины, и Алёна, зажмурившись, резко опустилась, издав протяжный стон. Потом требовательно двинув бёдрами мне навстречу, она, щекоча меня волосами, склонилась надо мной с широко раскрытыми глазами:

- Ты мерзавец, Петров! Но я так по тебе соскучилась…

И приподнявшись, снова приняла в себя член на всю длину, охнув, и сдёрнув с себя рубашку, тут же прошлась ногтями мне по плечам. А минут через пять, Алёна, взвизгнув, сильно сжала член влагалищем, вздрогнула… Ещё раз… Ещё… И тяжело дыша, упала мне на грудь. На лице у неё блестели капельки пота, на спинке выступила испарина, а в глубине влагалища судорожно сокращались мышцы. Мне показалось, или на лестнице мелькнула какая-то тень? Наверное показалось… Алёна отвалилась с меня в сторону, и шумно выдохнула воздух, поглаживая член рукой.

- Фу-ух! Как хорошо… Зачем ты, подлец, бросил меня тогда?

- Да я, это…

- Не пропадай так надолго…

- Да я….

- Иди ко мне… Трахни меня ещё разок…

И Алёнка потянула меня за член к себе. Раздвинув подо мной ноги, она не выпускала член из руки, пока не направила его в нужное место. И обняв меня, прошлась ногтями по спине, оставив длинные царапины. Потом серьёзно посмотрела мне в глаза:

- Петров, выеби меня! Пока Женька, гад такой, там с этой сучкой Юленькой "работает".

Алёна кусалась и царапалась как дикая кошка, а своим визгом перебудила, наверное пол-посёлка. Я сначала побаивался, что соседи вызовут полицию (убивают кого-то!), или что Наталья Петровна попросит нас сделать потише (а вдруг ей понадобится в туалет?), но она так и не проснулась. А может, просто постеснялась поставить нас в неловкое положение? Кто знает…

- В меня! Давай в меня! Сегодня можно…

И Алёна, воткнув ногти мне в спину, издала протяжный стон, и снова задрожала в оргазме.

Потом мы курили на улице в темноте. Босиком, и в накинутых на голое тело куртках, сидя на лавочке под тёмными елями, растущими на участке. Алёнка нервно затягивалась, выпуская дым вверх, улыбалась, и гладила мой член. Потом, отшвырнув окурок, она поднялась, бросила куртку на землю, встала на неё коленями, а грудью легла на лавку.

- Хочу быть твоей сегодня… Со всех сторон… Возьми меня сзади! Я опустился на колени, и погладил членом попку. Алёна нетерпеливо взяла меня за член, и прижав его к колечку ануса, подалась мне навстречу, легко меня впустив. Из вагины закапала сперма, а Алёнка издала протяжный стон.

- Давай! И кончи мне в задницу!

Ну если женщина просит… Подняв голову, я увидел в окне второго этажа бледное лицо. Впрочем, мне могло и показаться в темноте.

Когда мы привели себя в относительный порядок, и вроде бы даже улеглись спать, то Алёна протерев член влажной салфеткой с запахом клубники, опять потянула его в рот.

- Так просто ты от меня теперь не отделаешься, Петров!

И хотя мне казалось, что это невозможно, но она заставила меня кончить ещё раз, хотя тут ей уже пришлось серьёзно постараться. Я ей так же помог - во время минета Алёнка сидела справа, и я приподняв ей попку, вставил во влагалище большой палец, имитируя двойное проникновение. Она ухитрилась кончить первой, но и меня высосала до капли. Запив сперму холодным чаем из стоящей на столе чашки, Алёна упала на диван рядом со мной.

- Всё, я труп!

И уже сквозь сон:

- Если будешь ещё меня трахать, то не буди…

Я дописываю эти строки уже утром, довольная Алёнка спит рядом, улыбаясь во сне. Надо бы и мне поспать хоть немножко, потому как день обещает быть тяжёлым. Теперь главное - не потерять ещё и этот дневник. Слишком уже и тут много всего… Проснувшись, мы наверняка пойдём похмеляться на Аллею Славы, и там главное - не увлекаться, и внимательно следить за своими вещами. Кстати, после опохмела надо бы заодно найти и Вовку, а уже потом можно будет отвести Алёну в кусты, и там ещё разок воспользоваться предоставленным мне карт-бланшем на все её отверстия, и поставить на коленки - к лесу задом, ко мне передом. Для начала - на коленки, а уже потом и раком. Уверен, что она ждёт от меня именно этого. И лучше я сперва займусь Алёнушкой, а Вовка, глядишь, и сам к тому времени найдётся. И куда его шайтан унёс? Всё, надо спать!

...

Наталья Петровна отложила в сторону тетрадь, найденную ею вчера в кустах на болоте, вспомнила ночные события, вздохнула, и выглянула в окно. На улице основательно помятая Светка о чём-то оживлённо беседовала с Алёной, сидящей у Петрова на коленях, и размахивающей зажжённой сигаретой, а позади неё стоял чем-то смущённый, но донельзя довольный Вовка, и незаметно (как ему казалось), поглаживал Светку по попке, причём у них только что на лбу не было написано – что они недавно делали.

- Вот ведь бляди! - прошептала Наталья Петровна. Она почувствовала себя обманутой. Нет, не потому, что Вовка сегодня скорее всего трахнул эту ненасытную сучку Свету (которую не трахал разве что ленивый, и до сегодняшнего дня – и Вовка), а потому что ЭТОЙ ночью она была одна. Ну почти одна. И если бы она знала, что так выйдет, то может быть, повела бы себя по другому…

Ночью сквозь сон она слабо почувствовала, как вроде кто-то вошёл, лёг рядом, и обнял её, положив руку на грудь. Петров! Это его запах! Он слегка сжал грудь (у Натальи перехватило дыхание), потом провёл рукой по боку, по попке, отчего Наталью Петровну бросило в жар, и она с удивлением обнаружила, что её трусики мгновенно намокли. И ей совершенно не хочется возмущаться нахальным вторжением, а хочется притвориться спящей, и посмотреть - а что будет дальше? Но Петров почему-то просто тихо исчез. Странно, но Наталья Петровна отчего-то испытала разочарование… Почему?! Она же не хотела ничего такого, она приличная замужняя женщина! И с другими мужчинами - ни-ни!

Полежав минут десять, и внутренне борясь со своими желаниями, Наташа не выдержала, и накинув на ночнушку халат, спустилась с лестницы, краснея на ходу. Ничего такого, просто проверить - а куда же делся Петров? А вдруг он ещё не спит? Они могли бы поговорить… А потом он бы положил руку ей на плечо… А она, сняв его руку, показала бы ему, что она не такая… И они поговорили бы ещё… А потом он… Но тут Наталья Петровна обнаружила в метре от себя с азартом трахающуюся парочку. Эта сучка Алёнушка визжала как резаная, прыгая на чужом хую (вот ведь блядь какая - при живом-то муже!), и вызывала странное чувство стыда и возбуждения одновременно. Наталья Петровна вдруг с удивлением поняла, что она, задрав ночнушку, гладит себя между ног. Это казалось для неё унизительным, но оторваться было невозможно. Она и тихо кончила вместе с Алёной, зажав себе рот ладонью. По бёдрам потекла влага, и Наталья Петровна быстро поднялась наверх, с мыслью поскорее лечь, уснуть, и всё забыть. Но уснуть оказалось не так-то легко. Ей мерещились какие-то интимные прикосновения, мужские руки, член Петрова… Всё это путалось в голове, и Наталья Петровна поймала себя на том, что снова гладит половые губы. Она села на кровати, и прижала руки к щекам.

- Вот я дура! Дура! Дура!

И хотела уже расплакаться, как Алёнкины визги донеслись уже с улицы… Это было слишком! Последняя соломинка сломала хребет верблюду. Наталья Петровна обречённо вздохнула, и села в кресло у окна, широко раздвинула ноги, положив их на журнальный столик, и глядя на трахающуюся на скамейке парочку, принялась мастурбировать ручкой массажной расчёски, обмирая от собственного бесстыдства. И чуть не закричала сама, когда внутри что-то взорвалось, а по её ногам снова потекло. Впрочем текло не только по ногам. С трудом отдышавшись, она обнаружила на своих щеках слёзы, и ей почему-то было стыдно… И хорошо.

- Что я наделала?!

Наталья Петровна встала, вытерла слёзы и промежность, и задумалась. Потом, выждав около получаса, она снова спустилась вниз. Зачем? Она и сама не могла бы сказать. Алёнка уже крепко спала, отвернувшись к стене, сбив простынку в ноги, и выставив напоказ свою похабную задницу, Петров же, похрапывая лежал на спине, заложив руки за голову, а его полуобмякший член смотрел в сторону Натальи. Она заворожённо уставилась на него, как кролик на удава. Вывод показался ей неутешительным.

- Я схожу с ума! Но раз так, то…

Она, как загипнотизированная, тихо подошла, и сняв через голову ночную рубашку, опустилась перед спящим Петровым на колени. Взяв заранее приготовленную расчёску, Наталья аккуратно ввела ручку себе во влагалище, а другой рукой аккуратно приподняв член, лизнула его языком. Член явно пах Алёнкиной помадой, и Наталья Петровна аккуратно облизала его со всех сторон, потихоньку лаская его ладошкой, и себя - ручкой расчёски. Внезапно Петров прекратил храпеть и шевельнулся. Замерев от ужаса с приподнявшимся членом во рту, Наталья Петровна внезапно кончила, изо всех сил стараясь не застонать, и не укусить Петрова. Но тот, зевнув, захрапел снова. От оргазма и ужаса от произошедшего у Натальи Петровны закружилась голова, и в глазах забегали звёздочки, но она нашла в себе силы встать. Она стояла перед Петровым обнажённой! И пусть он этого не видел, но она с гордостью приподняла грудь руками, и показала спящей Алёне язык:

- А у меня больше!

После чего, Наталья Петровна вытащила из себя расчёску, поцеловала спящего Петрова, и тихонько поднялась наверх. Сев на кровать, она в ужасе обхватила голову руками.

- А что я ТЕПЕРЬ наделала?!

Спала Наталья Петровна почти до обеда, но довольно беспокойно. Ей снилось, что Петров просыпается… Что Петров вдруг кончает… Что он обнимает её… И непонятно почему - что она снова сдаёт выпускные экзамены. А наконец-то проснувшись, она ужаснулась:

- Что вчера со мною было?! Что я натворила?! Это была не я… Это мне приснилось…

Но вкус Алёнкиной помады на губах был безжалостен.

Общую опохмелку Наталья Петровна пропустила - видимо Петров счёл неудобным будить её (а если бы он пришёл, то что бы она ещё натворила?), а Вовка, гад такой, куда-то пропал ещё вечером, да так и не вернулся.

Умывшись, Наталья открыла найденную тетрадь, и углубилась в чтение, изредка комментируя прочитанное междометиями типа "Ого!", "ОГО!!!" И снова потянулась к расчёске…

Но скоро от чтения её отвлекли голоса на улице. Выглянув в окно, она и увидела Вовку, наглаживающего жопу Светке…. Сейчас они сидят на улице, смеются, и им вот не стыдно ни капельки! Это ей стыдно, и это она чувствует себя униженной. Но она смоет это унижение! Чужой спермой, и своими оргазмами! Сегодня ночью она сама придёт к Петрову, сама разденется, и разбудит его минетом. А потом она ему ДАСТ во все дырки! И сделает всё, что Петров попросит. И унижения больше не будет, останется лишь чувство скрытого превосходства над неверным мужем.

- Ах, милый Вовочка, ты так? А я тогда вот ТАК!

Но Вовка этого никогда не узнает. Пусть это останется моей тайной. Моей, и Петрова - он не проболтается. Сколько лет он Алёнку трахал? Пять или шесть? Или больше? А её Женька и в ус не дует. Вообще-то Алёна в чём-то права… Ну а пока можно разыграть скандал ревнивой и склочной жены-мегеры, ведь без явных последствий оставлять унижение нельзя. И сейчас Вовка за это ответит! И будет думать, что на этом дело и кончится. А вот те хрен!

Взгляд Натальи Петровны приобрёл мечтательное выражение, на лице появилась улыбка, а ладонь сжала ручку тяжёлой чугунной сковородки…

Местный ветеран помоек дед Авдей (который согласно бессмертному творению, не боялся ста блядей), промышляющий сбором стеклотары, обнаружил на островке болота среди пустых бутылок, одну, слегка початую, а рядом - помятую банку килек в томате. Дед Авдей постелил газетку, присел, и достал гнутую алюминиевую вилку, и чистый гранёный стакан. Махнув грамм сто, он подкурил валявшийся тут же королевский бычок "Космоса", и мечтательно выпустив горький дым в синее небо, потянулся вилкой за килечкой. Откуда-то с участков доносились женские визги, и звуки тяжёлых ударов тупым предметом по организму. Дед Авдей, вспомнив супругу, философски улыбнулся, и набулькал в стакан ещё соточку за её упокой. Жизнь прекрасна, господа!

Киса Воробьянинов